Если не считать короткого промежутка времени, который я провела в амбулатории с пациентами, все следующее утро я выполняла требования моего единственного больного.

      – Тебе ведь положено отдыхать, – упрекнула я его в конце концов.

      – Я так и делаю. Во всяком случае, лодыжка моя отдыхает.

      Длинная голая нога поднялась вверх, Джейми помахал было ступней, но тут же приглушенно охнул. Опустил ногу и принялся осторожно массировать все еще опухшую лодыжку.

      – Это тебе урок, – сказала я, выпрастывая из-под простыни собственные ноги. – Давай-ка собирайся. Достаточно ты бездельничал в постели. Ты нуждаешься в свежем воздухе.

      Он уселся, и волосы упали ему на глаза.

      – Ты же сама говорила, что мне нужен отдых.

      – Можешь отдыхать на воздухе. Вставай. Я уберу постель.

      Он оделся, осыпая меня упреками в бесчувственности и отсутствии сострадания к тяжело раненному человеку; потом долго сидел, пока я перебинтовывала ногу, но наконец врожденное здоровье одержало верх.

      – На дворе малость сыровато, – сказал он, выглянув в окно, за которым мелкая изморось как раз в это время решила превратиться в сильный дождь. – Давай поднимемся на крышу.

      – На крышу? В самом деле! Самое верное предписание для подвернутой лодыжки – карабкаться шесть пролетов по лестнице. Право, лучше не придумаешь!

      – Пять. Кроме того, у меня есть палка.

      С торжествующим видом он достал палку – толстый сук боярышника, потемневший от времени, – из угла за дверью.

      – Где ты ее взял? – спросила я, разглядывая палку.

      Она, как видно, долго была в употреблении. Кусок обструганного крепкого дерева длиной фута в три, от времени затвердевший, как алмаз.

      – Алек одолжил ее мне. Он ею пользуется, когда имеет дело с мулами: бьет их этой палкой между глаз, чтобы они обратили на него внимание.

      – Весьма действенный прием, – заметила я, созерцая обшарпанное дерево. – Испытаю его когда-нибудь. На тебе.

      Мы оказались в конце концов в небольшом укромном местечке как раз под скатом шиферной крыши. Низкий парапет огораживал по наружному краю этот наблюдательный пункт.

      – Как красиво!

      Несмотря на дождь с ветром, вид с крыши открывался восхитительный; перед нами раскинулась широкая серебряная гладь озера, а за нею громоздились башни скал, устремленных к темно-серому небу, словно черные кулаки.

      Джейми оперся на парапет, чтобы снять тяжесть с больной ноги.

      – Да, ты права. Я иногда приходил сюда, когда раньше жил в замке.

      Он указал на какое-то место по ту сторону озера,