На пороге чудес. Энн Пэтчетт
Читать онлайн книгу.
Ведь ты заслуживаешь отнюдь не откровенности, а такого мужа, который способен проявить мужество в непростой ситуации. Но если я стану сейчас хорохориться, после того как столько писал о своей хандре, если я попрошу Нкомо или кого-то из Сатурнов, чтобы они совместными стараниями написали для меня за плату на листке бумаги нечто мужественное, а я перепишу их сочинение своим почерком труса, ты немедленно раскроешь мою уловку. Тогда ты сядешь в самолет, потом наймешь лодку и проводника и разыщешь меня в джунглях, потому что поймешь (никогда в жизни не видев меня в роли храбреца), как мне немыслимо трудно. Так что я не стану тревожить тебя, изображая смельчака. Ты всегда была сильной и мужественной. Вот почему ты осталась дома с тремя сыновьями, а я уехал в Бразилию – прохлаждаться. Вот почему ты прошлым летом сумела вытащить плоскогубцами гвоздь из пятки Бенджи. Увы, я не такой сильный и мужественный. У меня лихорадка, которая начинается в семь утра и продолжается два часа. В четыре пополудни она набрасывается на меня опять, и я превращаюсь в тлеющую кучку пепла. Почти каждый день меня мучают головные боли, и я боюсь, что какая-то крошечная амазонская нечисть прогрызает дырку в коре моего головного мозга. Единственная вещь на свете, о которой я мечтаю, единственное, что способно придать смысл или значимость этому прозябанию, – это шанс положить голову на твои колени. А ты гладила бы мне лоб своей теплой ладонью. Я знаю, ты сделала бы это ради меня. Ведь ты сильная и мужественная, и мне с тобой очень повезло… Проклятые листки бумаги. Никогда не хватает на них места. Я молюсь, истово, как исламский фундаменталист, хоть и нахожусь в Бразилии, чтобы письмоносец послал это письмо тебе, чтобы ты почувствовала всю весомость моей любви. Поцелуй за меня мальчишек. Целую твое нежное запястье.
– А.»
Марина сложила письмо и отдала Карен, а та сунула его в карман.
Последствия от чтения этого письма были несравнимо хуже, чем от письма доктора Свенсон. Сам Андерс сообщал о близости своей смерти, его голос слышался за строчками так явственно и узнаваемо, словно он сам был вместе с ними в кладовке и сам читал вслух свое письмо. Перебарывая слабость в коленях, Марина оперлась рукой о полку с коробками микроволнового попкорна.
– Кто такие Нкомо и Сатурны?
Карен покачала головой:
– Иногда он упоминает их, но я не знаю, кто они. Вероятно, до меня не дошли те письма, где он знакомит меня с ними. Могло бы затеряться и письмо от доктора Свенсон, то самое, с сообщением о его смерти. – Карен провела пальцем по краю банки с горошком. – Пожалуй, я не буду пока заказывать заупокойную службу, подожду твоего возвращения. Мне хочется, чтобы ты тоже присутствовала на ней.
Марина взглянула на нее и кивнула.
– Я не говорю им, что сомневаюсь в его смерти, – сказала она, оглянувшись на чуть приоткрытую дверь кладовки, за которой сидели перед телевизором мальчики. – Я знаю, что им нужен только один четкий ответ, пусть даже самый ужасный. Надежда – ужасная штука. Не знаю, кто придумал назвать надежду добродетелью, потому что это не так. Это чума. Надеяться