…и увидела его чемодан, поверх которого были брошены Брюсовы пальто, шляпа и шарф. Слыша шаги Брюса в спальне, Эльф впервые за четыре дня задышала как полагается. Уткнулась в шарф, от которого пахло влажной шерстью и Брюсом. Все эти тощие, как Твигги, поклонницы, которые приходили на концерты Флетчера и Холлоуэй, чтобы завороженно глядеть на Брюса и осуждающе – на Эльф, – все они были совершенно не правы. Эльф вовсе не была для него лишь ступенькой к славе. Он любил ее по-настоящему.

      – Я дома, Кенгуренок! – окликнула она, ожидая, что Брюс вот-вот приветственно крикнет «Вомбатик!» и бросится к ней с поцелуями.

      Но из спальни Брюс вышел с каменным лицом. Из рюкзака высовывались пластинки.

      – Ты же сегодня должна давать уроки.

      Эльф ничего не понимала.

      – Все ученики заболели… Ну, привет.

      – Я пришел за остальными вещами.

      Она вдруг поняла, что в чемодане у дверей не вещи, с которыми Брюс вернулся, а вещи, с которыми он уходит.

      – Ты специально выбрал время, чтобы меня не застать?

      – Я думал, так будет лучше.

      – А где ты ночевал? Я так волновалась…

      – У знакомых. – Сухо, будто это не ее дело.

      – У каких знакомых? – не удержалась Эльф; австралиец Брюс назвал бы знакомого мужского пола «дружбаном». – У девушки?

      – Ну зачем ты начинаешь? – со вздохом спросил Брюс, будто терпеливый взрослый у ребенка.

      Эльф с видом поруганной женщины сложила руки на груди:

      – Что я начинаю?

      – Ты слишком ревнивая. Поэтому у нас и не сложилось.

      – То есть «я буду делать все, что пожелаю, а если начнешь жаловаться, то ты – стерва и истеричка», так?

      Брюс прикрыл глаза, словно изнемогая от головной боли.

      – Если ты меня бросаешь, то так и скажи, что между нами все кончено.

      – Если тебе так угодно. – Брюс поглядел на нее. – Говорю. Все кончено.

      – А как же наш дуэт? – Эльф снова