Женщины с мужскими голосами,

      Крупные, бокастые премьеры

      С крашеными густо волосами,

      Наглы и грубы как офицеры.

      Утюги, тяжелые бабищи,

      Сходные по силе с битюгами.

      Нет у них ножей за голенищем

      Но обезображены усами…

      Ходят, как тяжелые коровы,

      Прочности паркетов проверяют.

      Да, они, конечно, нездоровы…

      Мышцами, однако впечатляют…

      Бандитский лагерь низкорослый

      Ежи седеющих голов,

      Здесь каждый зэк стоит – подросток,

      Здесь всякий молод, нездоров…

      Печет их солнце на рассвете,

      И на закате их печёт,

      Они все легкие, как дети,

      Поскольку вечно на диэте —

      Ни грамма жира не растёт…

      Придут поспешно офицеры,

      Их сосчитают, и уйдут.

      Постны, хмуры, и грязно серы

      Они стоят, сирены ждут

      Завоет скорбная сирена,

      Рассыпятся бедняг ряды.

      Их приняла иная смена —

      Ну, если образно, замена:

      «Ежов» сдал пост для «Ягоды́».

      Нет ничего… Бессмыслен щебет детский,

      Родителей столовая возня,

      Как взбунтовавшийся орешек грецкий,

      Несётся шар земной, неся меня…

      «Ад ледяной, и жаркий Ад огня…

      Как яйца твёрдые, планеты

      Несутся, свои оси наклоня,

      Сквозь и метеориты, и кометы…

      «Нет ничего – ни злобы, ни любви

      И только мира жалкий подоконник,

      Где как цветок стою я, жизнь прерви!

      Ты, случай! И себе не назови!

       Мгновенно так,

      как взмахом сабли, конник!

      Две тыщи двенадцатый! Ну, выходи!

      Сейчас посчитаем с тобою,

      Кого мы пригрели на теплой груди,

      Какому зловещему строю,

      Мы не преградили змеиный их путь.

      Сейчас мы врагов посчитаем!

      И тех, что друзьями нам лезли на грудь,

      Но Каины стали, узнаем!

      Две тыщи двенадцатый, потен и зол

      Он лезет в дверную щёлку.

      Найдётся на нас аккуратный Мавзол,

      Без внутренностей на полку,

      Истории свалит, лежали чтоб мы

      Один, – Эдуард Великий,

      В гробу лакированном из хохломы

      Иль купленным в шведском их Ikey

      ……………………………………………………

      Здесь небо неяркое, холоден свод,

      Невест не спеша выбирают —

      Не скифы, но финны, угрюмый народ,

      Хоть «русским» себя называют.

      Отсутствует тот же у них хромосом,

      Что у могикан с ирокезами.

      Напившийся водки опасным бесом

      С гранатой бежит и обрезами.

      Две тыщи двенадцатый, нас рассчитай

      На мертвых и на живых!

      Одних съевропей, а других окитай!

      И плюх, и бум-бум, и колых…

      Итак, мой друг, мы терпим крах,

      В кромешном утреннем тумане

      Как девочка, кричащая в горах

      То «тетя Надя!» то «тетя Аня!»

      Как девочка, отставшая от группы,

      Ей со скалы видны бараньи трупы,

      Ей страшно так!

      Остаться черепом в предгориях Алуппы,

      А над тобой – зловещий Аю-Даг…

      То тетю Аню окликают,

      То