Утро пришло в Москву ярким апрельским солнцем. Уже не слышно стало во дворе боя барабанов шального Петруши. Не слышно криков полоумного братца Ивана. Она словно попала в другой мир. Где все её, ее косматые облака над Иваном Великим. Её города, слободки и монастыри. Ей больше не нужно прятаться. Прятать лицо, как ее сестрицам. Она царевна.

      Софья умылась и дала знак служанкам: —Собирайте, едем в Троицеву Лавру. Служанки забегали по покоям, доставая из сундуков наряды царевны. На пороге появился дьяк Шалковитый: – Далече ли матушка собралась?

      – В Троицу боярин, – бросила Софья. Хочу помолиться во избавление от грехов. Шалковитый усмехнулся: – Так много ли их матушка, так с наперсточек.

      – С наперсточек, но мои, – отрезала царевна.

      Карета с царевной покатила по талому снегу. Шакловитый перекрестился: – Ну дай-то Бог.

      Посадская слобода.

      За широким столом из грубо тесаных досок сидело пятеро. На столе стояла глиняная миска с квашеной капустой и клюквой. Одноглазый косматый мужик в рваном кафтане разливал штоф водки по грязным стаканам. Он опрокинул стакан в горло, тяжело крякнул и поднял к верху палец: – Раскол это вам не просто вера. Это устремление души христианской супротив еритиков. Хозяин трактира беспомощно развел руками. Кто их знает как этих раскольников от порядочных людей отличить. Одноглазый мужик назвался Сапыгой.

      – Я давно по Руси скитаюсь, – продолжил Сапыга. И верно говорю вам, что придет Спаситель, и всех слуг антихристовых покарает. Оборванцы собравшиеся вокруг него, раскрыли рот от изумления.

      – Чего же не покарал до сих пор? – возразил ему молодой парень. Сколь ждать то еще?

      Мужик постарше по имени Гаврила дал ему подзатыльник: – Наливай, пей да слушай, чего святые люди говорят. Парень схватился за горлышко бутылки.

      – Поставь на место, – удержал его рукой сидящий справа мужик.

      Грешно горькую пить, – добавил он.

      – А коли грешно, чаго наливаете тогда, —обиженно фыркнул парень. И чего проповедник этот тогда пьет, – парень зыркнул на Сапегу своими черными глазищами.

      – Так я и не праведник вовсе, – в ответ посмотрел на него Сапыга. Далеко мне до учителей наших. А про горькую ты верно сказал. Грех. Но апостолы наши тоже не сразу праведниками стали. Через великие муки прошли.

      И взошли на божье царствие на кораблях огненных.

      Что-то я не пойму мужик буркнул парень. Попы Никонианские про царствие божье вещают, и ты туда же. И какое из них праведное.

      Сапега замолчал и склонился к тарелке.

      – А по мне так царствие это для всех адно, – продолжил парень. Ранее двумя перстами крестились, сейчас тремя. Что изменилось-то на небесах. Али Богородица другая стала.

      Мужик