Угрюм-река. Книга 2. Вячеслав Шишков
Читать онлайн книгу.
в нем – вся.
«17 июля. Вчера, завиваясь, обожгла лоб. Ангел Нина подарила мне флакон парижских духов. Я без ума от них. Тонкий, но очень прочный запах.
21 июля. Сегодня мылась вместе с Ниной у них в бане. Я очень похудела, но похорошела. Ноги длинные. Очень жаль, что я не балерина. Хотя поздно. Мне 25 лет. Так полагаю, что похудела от этого несносного А. А. Пр. Мне показалось, что он мне строит глазки. Но, я знаю, он любит Нину, а на такую фифку, как я, – плюет. Он думает, что я – девчоныш.
30 июля. Папочка пишет, что их полк переводят в Рязань. Он назначен командиром полка. Парчевский жал мне руку двусмысленно. Он душка. Он нехорошо снится мне. Нескромно.
1 августа. Протасов никогда не возьмет меня замуж. Хотя Нина уверяет меня в обратном, я вижу по всему, что она неравнодушна к нему, она хитрит со мной. Леди обмочила мне подушку очень желтым, как гуммигут. Как жаль, что здесь нет лимонов. Я очень скучаю по лимонам и апельсинам. Еще скучаю о маме. Зачем она так рано умерла?
23 августа. Очень давно не писала. Протасов в моем присутствии сказал Нине, что он если женится, то на очень молоденькой девушке, наивной, как цветок, и постарается воспитать ее, возвысить до человека. Я заметила, как губы Нины задергались. Протасов сказал: «Но этого никогда не будет». Он какой-то загадочный. Все уверены, что он заодно с рабочими. Какая низость!»
Все в том же роде. И вот сейчас, в эту глухую ночь, она вписала:
«Догорели огни, облетели цветы». Бедное мое сердце чует, что Нина выйдет за Протасова. Она умная. И, кроме того, у меня есть на этот счет данные. А мне, бедненькой, кто ж? Парчевский? Эх, фифка, фифка! Уксусу не хватает в моей жизни. Уксусу!!»
Она разделась, не молившись Богу, бросилась в кровать и стала не совсем скромно думать о Парчевском.
А Парчевский меж тем уже два часа сидит у пристава.
Пили поздний чай. Пристав пыхтел. Разговор сразу перешел на событие. Пристав был в шелковой, вышитой Наденькой голубой рубашке с пояском и походил на разжиревшего кабатчика. Поставив на ладонь блюдце, он подул на горячий чай.
– Я вам, Владислав Викентьич, доверяю, – сказал он. – Вы – наш. А этот прохиндей Протасов – ого-го! Это штучка, я вам доложу.
– Вполне согласен…
– И ежели, Боже упаси, он вскружит голову хозяйке, – а это вполне возможно, – ну, тогда… сами понимаете… Ни мне, ни вам… Да он меня со свету сживет.
– Не бойтесь, – сказал Парчевский. – Моему дяде кой-что известно про Протасова. Он же якобинец, социалист чистейшей марки.
– Правда, правда, – подхватила Наденька. – Я ж сама видела, как он ночью со сборища выходил…
– Да он ли?
– Он, он, он!.. Что? Меня провести? Фига!
Пан Парчевский чуть поморщился от грубой фразы Наденьки.
– Этот самый Протасов давно мною пойман… – И пристав утер мокрое лицо полотенцем с петухами. – Но… он был под защитой покойного Прохора Петровича.
– Ах, вот как? Странно. Я не знал.
И Парчевский записал в памяти эту фразу пристава.
– И знаете