Впервые сказано вслух. Ощущение странное: будто о ком-то постороннем, поверху знакомом, на чьих похоронах, если уж пригласили ради массовки, не можешь выдавить ни одной искренней фразы, кроме пошлой банальности: «Он был хорошим человеком, заботливым сыном, надежным братом. Настоящим мужчиной».

      Лицо Евы меняется, сквозь гнев проступает сочувствие, и как обычно бывает на исповеди умирающего, она не знает, что ответить. Антон продолжает, решив, что лучшего слушателя не найти, ведь они друг друга не знают и не станут судить. Они знакомы-то минут десять, но девчонка и правда переживает. Если честно, на него тысячу лет не смотрели с таким участием, и, даже если ее неравнодушие окажется иллюзорным, Антону нужно просто быть сейчас рядом с кем-то, желательно теплым и миловидным.

      – Говорят, всего месяц протяну, в голове не укладывается…

      – Ничего нельзя сделать?

      – Кое-что можно. Даже не знаю, как быть, если не прокатит. Но я пойду до конца. Без надежды и месяц покажется пыткой.

      Задумчивый взгляд девушки останавливается на блестящих у ног осколках бурого стекла с обрывками этикетки «Балтика».

      – В моей жизни было много того, чего вспоминать не хочется. Не таких проблем, как у тебя, но даже не буду сравнивать – в конце концов, мы не соревнуемся, у кого ночь темнее. В общем, я осталась наедине со своими демонами, и когда хуже быть уже не могло, спасение пришло с неожиданной стороны. – Она встает и протягивает Антону руку. – Я покажу тебе, но придется немного пройтись.