Щастье. Фигль-Мигль
Читать онлайн книгу.
детишек лениво бросала грязью в патлатого, бородатого, невероятно неопрятного и невероятно похожего на пугало мужика. Хрипло ругаясь, пугало уворачивалось. Комок жирной жёлтой глины попал в его пиджак и прилип.
– Брысь! – крикнул Муха, подбирая камень и прицеливаясь. Камешек глухо бумкнул по лбу смазливого, с проклятьями отскочившего херувима. Мальчишки и девчонки разбежались. Пугало виновато подошло к нам.
– Что ж ты, поц, – сказал Муха сурово. – Постоять за себя не можешь.
– Чего я, – торопливо, смущённо, проглотив половину звуков коротенькой фразы, так что оставшаяся половина выплюнулась порцией клейстера или липкой школьной каши, – отозвалось пугало. – Я ничего, что, я привычный.
– Вот засранец! – Муха гневно напряг узкие плечики. – Ты же человек, Жёвка!
Это было не совсем справедливо. Жёвка был школьным учителем – самым последним и презираемым парией. Рядовые школьные учителя давно смирились со своим положением неполноценных. Их били, над ними глумились, их гоняли собаки, преследовали дети и презирали взрослые. Муха проявил героизм, не отвернувшись от друга детства, но ничего не получил взамен. Если он ждал любви и благодарности, то лучше было бы завести собаку.
Жёвка что-то проворчал и попытался улизнуть. Муха схватил его за рукав.
– Куда? Пошли. – Он брезгливо вытер руку о штаны на заднице.
Внутри РЕСТОРАНА – общепита с претензией – уют обеспечивался обилием хлама. Поверхность стен милосердно прикрывали картины, сами прикрываемые забытой после какого-то праздника мишурой. Потом поверх этого добротного стиля прошёлся дизайнер, вдохновлявшийся кислотой, и мишура стала отражаться в ядовитом блеске столов удручающе авангардной формы. Стулья были неудобные, окна – грязные, кухня – хорошая, но для ресторана слишком простая. Везде, куда можно было хоть что-то приткнуть, громоздились дорогие сердцу декоратора артефакты, часть пространства хозяин заведения отвоевал для своей коллекции дубовых панелей.
– Коньяка бутылку, – распорядился Муха, – салфетки, рюмочки и порцию мяса в горшочке.
Официант кивнул и грузно удалился. Я смотрел, как он уходит – словно не идёт, а медленно пропадает в дыму и так же медленно (прошёл день, прошла ночь) появляется вновь: серой скалой, глыбой, камнем, остовом дома, с которых утренний ветер сдул туман; точно такой же, как столетие назад, в серой белой куртке, со стянутой пластырем бровью, – но с подносом, с заказом в руках.
– Уважают, – сказал Муха одобрительно. – Шевелятся. – Он придвинул к Жёвке глиняный горшочек (за горшком, отставая на треть шага, прогибаясь, последовал пахучий дымок). – Поешь, поц.
Жёвка схватился за ложку. Муха важно разлил по рюмкам коньяк.
– Прошу аттенции!
Жёвка не донёс третью ложку до рта:
– Чего?
– Рот закрой и слушай, вот чего.
Жёвка послушно захлопнул пасть и с грустью посмотрел на несъеденный кусок. Коричнево-прожаренная, в оборках румяной сметаны корочка