Жизнь прекрасна, братец мой. Назым Хикмет
Читать онлайн книгу.
детстве дедушка вместо бабушкиной колыбельной читал ему стихи «Месневи».[9]
После того как я закончил интернат – там обязательно было совершать намаз[10] и соблюдать пост, – я бросил и намаз, и пост. Да и Коран я толком никогда не мог прочесть. Все эти кесры, фатхи, тттадды в арабском тексте всегда только путали меня, вместо того чтобы помогать. Но в Аллаха я верю. Точнее говоря, я даже не думал о том, что его может не существовать. А потом однажды я подумал не о том, существует Аллах или нет, а о том, что верующий человек совершает благие дела потому, что ожидает от Аллаха награды, в надежде попасть в рай, удостоиться вечной жизни, а греха избегает потому, что боится кары и ада. Эта несвобода, этот эгоизм верующего потрясли меня так, будто я сам не был верующим. С тех пор Ахмед старался делать все, не думая ни о награде, не боясь наказания. А одна из причин того, что я с легкостью вырвался из рук Аллаха, в том, что я видел и знаю, каковы служители культа в Анатолии. Эти люди не похожи ни на моего деда, дервиша Мевлеви,[11] ни на нашего учителя в пенсне и галстуке, преподававшего богословие у нас в интернате, ни на нашего остряка-имама из квартальной мечети в Юскюдаре. Эти люди словно сказочный дракон, который сел у родника и остановил течение его воды. А рядом развевается знамя невежества, предрассудков, двуличия, нетерпимости, черного террора…
Так Ахмед и уснул, сидя головой к стене. Потом проснулся. Взглянул на часы. В мечети порядком стемнело. Вошли три старика. Невероятно похожи друг на друга, как три близнеца, может быть, из-за белых бород, а может быть, из-за вдоль и поперек заплатанных ватных халатов. Слепой хафиз[12] все еще читает Коран. Как же мне тоскливо, черт побери. «Слушай тот ней, как он поет – о скорби разлуки речь он ведет»[13].
Ахмед вышел на улицу. Задержался в свете фонаря у ворот мечети. Там кто-то сидит. Похож на нищего, которого показывал Шюкрю-бей. А может, не похож. Значит, за мной ходят, будто им медом намазано. Он прошел мимо попрошайки. Значит, Шюкрю-бей, как только я вышел… Хотя, может быть, Шюкрю-бей и не доносил, может быть, этот гад сам увязался за мной. Утром Измаил подробно объяснял, где они встретятся вечером. Ахмеду казалось, что кто-то идет за ним по пятам. Если обернуться и посмотреть, глупо получится. Он разозлился на себя за то, что так сильно колотится сердце. На углу он внезапно остановился. Обернулся. Никого. Свет из окон за решетками подчеркивает пустоту улицы. Он свернул влево. Или я отделался от гада, или мне все кажется, черт побери.
Измаил сидел на нижней ступени полуразрушенной каменной лестницы и курил сигарету, зажав ее в пальцах. Они отправились в путь. Взошел месяц. Между потемневшими от времени деревянными домами – почти каждый с нависающим вторым этажом – тащится узенькая улочка, кривая и извилистая. А какая тишина, какое одиночество! Я – крохотная рыбка. Такое же чувство я испытал, когда сошел ночью с поезда и бродил тоже при свете луны по незнакомому, чужому для меня Харькову.
Они вышли из города. Безмолвие лунного света начало
«Месневи» – «Месневи-и маневи», поэма, суфийско-философский трактат, созданный Джалаладдином Руми (1207–1273), в которой автор раскрывает основные положения мусульманского мистицизма, суфизма, на примере ближневосточных фольклорных притч.
Намаз – ежедневная пятикратная обязательная для мусульман молитва.
Мевлеви, Мевлевийа – религиозный орден дервишей, основанный Джалаладдином Руми.
Хафиз – чтец Корана, помнящий его наизусть.
Первый бейт (двустишие) вступления к поэме «Месневи-и маневи» «Най – нама» («Песня свирели»). Ней – народный духовой музыкальный инструмент из тростника, разновидность флейты, распространенный на Ближнем Востоке и в Средней Азии.