Русский путь. Вектор, программа, враги. Сергей Кара-Мурза
Читать онлайн книгу.
другие мутируют, третьи получают все возможности для своего развития. Если так, то аутентичный марксизм создан не столько его великим автором и интеллектуалами-интерпретаторами, сколько неискушенной аудиторией… Парадоксальность ситуации заключается в том, что изощренный, гегелевской пробы, марксистский интеллектуализм предрасположен к профанному бытованию и превращению в бездумную революционную “силу”, т. е. “олитературенное” насилие. Для этого текст аутентичного марксизма уже должен содержать в себе элементы релевантной концептосферы – заготовки революционной эмфатической речи…
В таких условиях и народная речь, и политическая демагогия, и официальный язык становятся проводником элитарных идей. В этом отношении элита является свободной от внешнего потребителя, и “социальный дискурс” можно считать элитарным независимо от должностного или материального положения писателя…
Обнаруживая глубокое сродство с социальными учениями Просвещения, марксизм обладает огромным объяснительным потенциалом. Ясность и логическая стройность его категориальных схем удивительным образом совмещаются со способностью к версификации. Этим, вероятно, объясняется и многообразие “авторских” исследовательских программ и концепций, разрабатывавшихся в рамках доктрины. Поэтому советский марксизм – не столько доктрина, сколько эзотерический словарь воспитания, который может успешно использоваться и в качестве средства для воспроизводства альтернативных марксизму идей… Социальные трансформации режима были в значительной степени связаны с “дискурсивной катастрофой” в системе священнокнижнических легитимаций социальных порядков…
Текст советского марксизма предназначался для того, чтобы заучивать его наизусть. “Овладение марксистско-ленинской теорией – дело наживное” – эта общеизвестная формула трактовалась как установка на преодоление заумных философских рассуждений… Философия, таким образом, совмещалась с общенародной склонностью к философствованию и политической грамотностью, и профессиональное сообщество, занимая достаточно высокие этажи социальной иерархии, непосредственно соприкасалось с “профанным низом”. Лексикон философии и политической теории сводился к прецедентным текстам, аллюзиям и иносказаниям, обозначавших определенные фрагменты из корпуса первоисточников марксизма» [3, с. 40–41, 54, 57].
Сказать, как Г.С. Батыгин, что категориальные схемы марксизма «удивительным образом совмещаются со способностью к версификации», в контексте нашей темы – не сказать почти ничего[8]. На деле те философы, которые в 1950-е гг. «обратились к истинному Марксу», не то чтобы получили возможность выработать на основе текстов К. Маркса антисоветскую версию среди нескольких. Приняв его категориальные схемы, они неизбежно должны были отвергнуть советский строй как реакционный («хуже капитализма»). Именно по этой причине Г. Плеханов и меньшевики отвергли Октябрьскую
В другом месте он пишет: «Советский марксизм – не столько доктрина, сколько эзотерический словарь воспитания, который может успешно использоваться и в качестве средства для воспроизводства альтернативных марксизму идей» [3, с. 54]. Точнее было бы сказать «альтернативных советским принципам идей».