Однажды я окучиваль турнепс для своего пферда, а мимо шпацирен юнге фройляйн Мадиссон. О цветущий блум! О цветущий плум!

      – Хелло, профессор! – сказаль она не без улыбка.

      – Гутен морген, мисс.

      Она уходиль далеко, и мой херц волновался и грустил. О где майне юность? Всю сожраль баскетбольный злой Чикаго. Колени хрустят, копф совсем уже лысый.

      – Окучиваешь турнепс, Цу? – вдруг услышаль я и увидель за забор свой альте тренер и менеджер мистер Маф И. Стоуфолл, который когда-то нашел пеня в Шварцвальд, где я окучиваль картофель.

      – Иес, сэр, – подтянулся я по привычке.

      – Чикаго проигрывает Далласу, – сказал мистер Стоуфолл. – Ты это знаешь, Цу?

      – Ноу, сэр.

      – Телевизор-то не включаешь?

      – Ноу, сэр.

      – А во сне-то видишь? – лукаво прищурился он.

      Я очень длинно промолчал.

      – Третий месяц бьемся, – вздохнул мистер Стоуфолл. – Счет 4789:5001. Одна надежда на тебя, Цу. Все-таки 98 % попаданий.

      – Я слишком альт, сэр, – сказаль их и вдруг очень громко кричаль: – Хватит баскетбол! Я не могу больше бегать в трусах перед публикум! Я – господин профессор!

      – Пятьсот тысяч хочешь? – спросил он.

      – Ноу, сэр.

      – Вечную молодость небось хочешь, Цу? – Он снял шляпу и почесал рожки. – Мадиссон-то мимо ходит…

      – Ноу, ноу, ничего не хотеть…

      – Дом отберу, – сказал. – Ты мне должен сто тысяч. Не знал? А у меня счетик за сорок лет твоей службы составлен. Шнурков сколько порвал? Кед сколько износил? Мыла в душевой сколько смылил? Всего по нынешним ценам сто тысяч. Прощайся с домом, Цу!

      – Ауфвидирзеен, сэр, – сказал я. – Битте ко всем чертям.

      – Охотно, – он надел шляпу и ушел, виляя хвостиком.

      Мой пферд горько заржал, а шмуциге хунды тревожно залаяли. Цурюк! Цурюк! Цум тойфель!