Сергей проявил неожиданную осведомленность. Макар Илюшин, ходячая энциклопедия, когда-то прочел ему целую лекцию об аутизме, и кое-что из этой лекции осело в памяти Бабкина на удивление прочно.

      – Это нарушение развития, – припомнил он. – Неспособность воспринимать эмоции других людей и выражать свои собственные. Очень модная болезнь, которой нынче награждают кого попало. Достаточно быть мрачной букой, и можешь называть себя гордым обладателем этого синдрома.

      Маша покачала головой.

      – У нее монотонная речь. Знаешь, как будто человек одну ноту тянет, только словами. И еще она выглядит немного… – она замялась, – бесчувственной.

      – Как робот?

      – Скорее, как зомби. Она пыталась объяснить мне, что ей тяжело общаться с несколькими людьми сразу. И даже извинялась. Но это выглядело так, словно я беседую с инопланетянином. А он не совсем понимает, зачем нужно все это говорить, но что поделать, такие уж у этих людишек ритуалы.

      – Диагност ты мой недоделанный!

      – Недоделанный, – согласилась Маша. – Но все это мне не нравится.

      Сергей посмотрел на часы и поднялся с кровати.

      – Мне пора: вахта не ждет.

      Уже в дверях он обернулся.

      – Слушай, а почему тебе это не нравится? Даже если допустить, что ты права.

      Маша поморщилась. Короткий разговор с мужем, как всегда, подействовал на нее успокаивающе. Теперь она отчетливо понимала, что все это глупость, которую неловко даже подумать, не то что произнести вслух.

      – Я внимательно слушаю, – напомнил о себе Сергей.

      Она махнула рукой:

      – Прости, это чушь. Я просто взбаламутила себя.

      Бабкин всем лицом выразил живейший интерес, и Маша поняла, что без ответа он не уйдет.

      – Я где-то читала, – нехотя сказала она, – что люди с синдромом Аспергера имеют повышенную склонность к насилию. Ты что-нибудь слышал про Мартина Брайанта? Ну, Австралийского Убийцу?