Любовь вопреки судьбе. Александр Колчак и Анна Тимирева. А. М. Плеханов
Читать онлайн книгу.
не появились из ущелий облака и не закрыли Эльбрус и снежную цепь. Перед рассветом холодно – «холодеет ночь перед зарею», и в лунном свете не разберешь, есть ли облака или нет, – цепь гор сливается с лесом. И только когда начинает светать, обозначается теневая сторона склонов. И открывается вся цепь, розовая от зари, – какая редкость! И весь день ходишь с праздником в душе – а горы…
Наверно, ничего прекраснее этого в жизни я не видела».
В памяти Анны о деде Иване осталась только седая борода на две стороны, когда он брал ее на руки. Во время тяжелой болезни он любил, когда ее приводили к нему: «Без нее скучно было бы», а бабушка особенно любила меня за то, что у меня широкие брови, «как у дедушки».
Анна Васильевна: «Стол у нас в доме всегда был хороший, но не без вариаций. То вдруг папа заявит, что надо переходить на вегетарианство, – к столу подают печеную картошку, кукурузу, кислое молоко, вегетарианские супы. Так продолжается недели две.
В конце концов папа жалобно говорит маме: «Варенька, ты бы биточки заказала!» В результате этого выступления папа получил негласное прозвище «граф Сигаров-Биточкин» – за глаза, конечно: посмели бы мы его так в глаза назвать! Называли мы его, тоже втайне от взрослых, Базили.
И снова начинается – кавказский борщ, перепела, шашлык, вырезка на вертеле. И огромные блюда вареников с вишнями. За стол садилось человек пятнадцать с детьми, домочадцами – и постоянно кто-нибудь из гостей. Блюда обносились с двух сторон стола, иначе бы конца обеду не было. Гомерическая трапеза! Кажется, сейчас за три дня не съесть того, что поглощалось с легкостью за обедом.
После обеда все переходили на террасу, в середине которой росли два больших каштана. Ее расширили, а каштаны спилить пожалели, так и оставили… Там пили кофе, в жару подавали арбузы, дыни из погреба, холодные.
Обедали в два часа. Затем до пяти, в самую жару, все сидят в комнатах с закрытыми ставнями, всякий занимается чем хочет. В пять часов – чай.
В это время по дорожке, поднимающейся из парка к нашему дому, начинается нашествие посетителей: какие-то дамы, которым папа с серьезным видом говорит комплименты, от которых, с нашей точки зрения, можно сгореть со стыда, до того они гиперболичны, – а им хоть бы что, все принимают за чистую монету; приезжие музыканты, папины ученики, кого только нет! Постоянно – Евсей Белоусов».
У Анны Васильевны есть еще следующая запись о нем:
«Неистощимый каламбурист: подают пирог с ежевикой – Евсей (Евшлык он у нас называется):
– Вот тут и поживи-ка!
У него большие рыжие усы и открытое русское лицо. Папа рассказывает какой-нибудь еврейский анекдот, потом смотрит на Евшлыка:
– Прости, Евсеюшка, я все забываю, что ты «жид», которого папа очень любит, и братья с ним дружат.
Чаи эти – тяжелое для меня время: я старшая дочь, молодая девушка должна разливать чай. Это не так просто: за столом опять 15 человек. Жарко, хочется пить. 15 человек по 2 чашки – 30, по 3 – 45. У папы