Дублинцы (сборник). Джеймс Джойс
Читать онлайн книгу.
меньше, чем вы, молодой человек, но я верю, что благороднейшее чувство любви у человека, после любви к Богу, это любовь к родине.
– Иисус был другого мнения, чем вы, мистер Хеффернан, – сказал Стивен.
– Вы произносите очень дерзкие речи, молодой человек, – произнес мистер Хеффернан тоном неодобрения.
– Я не боюсь высказываться открыто, – отвечал Стивен, – даже по поводу приходских священников.
– Вы еще слишком молоды, чтобы поминать Имя Святое с такой легкостью.
– Я не богохульствую. Я сказал то, что хотел сказать. Идеал, который Иисус открывает человечеству, – это идеал отрешенности, чистоты и одиночества; идеал, который предлагаете вы, – это идеал мщения, страстей и поглощенности мирскими делами.
– Мне кажется, Стивен прав, – произнесла мисс Хауард.
– Я хорошо вижу, – сказал мистер Фулэм, – к чему ведут эти все движения.
– Но ведь невозможно, чтобы мы все вели жизнь отшельников! – воскликнул в отчаянии мистер Хеффернан.
– Мы можем примирить между собой оба образа жизни, если изберем путь добрых католиков, исполняя сначала наш долг пред Богом, а затем обязанности нашего положения в жизни сей, – сказал мистер Фулэм, с удовлетворением напирая на последнюю часть фразы.
– Вы можете быть патриотом, мистер Хеффернан, – сказал Стивен, – не обвиняя при этом в безбожии тех, у кого другие взгляды.
– Но я вовсе не обвинял…
– Хорошо-хорошо, – благодушно произнес мистер Фулэм, – мы все понимаем друг друга.
Эта небольшая перепалка доставила удовольствие Стивену; для него было приятным упражнением направить артиллерию ортодоксии на строй ортодоксов и поглядеть, как он держится под огнем. Мистер Хеффернан казался ему типичным ирландцем-провинциалом: категоричный и боязливый, сентиментальный и злобствующий, идеалист в речах и реалист в поведении. Труднее было понять мистера Фулэма. Его восхваления ирландского крестьянина полны были ярого патернализма, за истовой приверженностью к Церкви крылась приверженность к феодальным привилегиям и природная покорность той силе, в которой он видел источник этих привилегий. Он любил внедрять свои аристократические взгляды в живом стиле:
– Послушайте, мистер Такой-то, вы ведь по ярмарочным дням закупаете в городе скотинку?
– Да.
– А потом заходите[9] бега и там ставите на лошадок, какие вам приглянутся?
– Ваша правда.
– И вы гордитесь, что смыслите кой-что в скачках и в беговой породе?
– Должен признаться.
– Так как же вы тогда говорите, что у людей нет аристократической породы, если у животных она, сами знаете, имеется?
Гордость мистера Фулэма была гордостью бюргера под тяжким дорогим балдахином, который он соорудил [воздвиг] и любовно содержал. Он питал страсть к феодальному порядку вещей и не желал лучшей участи, чем быть раздавленным им, – извечная тяга человека поклоняющегося, бросается ли он под колесницу Джаггернаута, или со слезами умиления молит Бога искоренить в нем страсти,
Пропущено «на».