Маска, покрывавшая все лицо, кроме нижней части носа, была нежно-розовой и приятно холодила кожу. Легко давила на глаза под опущенными веками, отчего казалось, будто ты заперт в темной комнате. Пит вспомнил, как в первый раз, около семи лет тому назад, эта процедура вызывала у него приступ клаустрофобии. Но причин не доверять мастеру не было, тем более что большую часть рабочего времени хозяйка ателье занималась актерами в театрах и на съемочных площадках.

      Она хорошо знала, что делает, именно поэтому Пит и выбрал ее.

      И еще потому, что она никогда не спрашивала зачем.

      Вот и эта жижа, похожая на мокрую глину, – альгинат, который стоматологи используют для изготовления слепков. Мастер наложила его слоем толщиной в сантиметр и теперь размазывала по лицу. Спешила – нужно было успеть, пока жижа не затвердела. Пальцы так и танцевали вокруг его глазниц, на щеках, на лбу. Гипсовые полоски мастер нарезала заранее и теперь только опустила в воду и наложила поверх альгинатной маски – пусть впитываются. Легкое жжение – все, как она говорила. Хотя не такое уж и легкое. Гипсовые полоски стали теплыми с наружной стороны, она чувствовала это пальцами. Когда все застыло, постучала костяшками по каркасу и ловко сняла, словно смахнула.

      Перед глазами Пита Хоффмана замелькала первая версия его нового лица.

      – Я еще…

      Он сделал движение подняться, одновременно кивая вглубь салона.

      – …тебе нужен?

      У нее была хорошая улыбка – настоящая, теплая, не то что у маклера.

      – Ты знаешь.

      – Я имел в виду сейчас?

      Цемент, которым она поливала маску, тоже будет жечь, полчаса спустя застынет, а потом она снимет альгинат вместе с гипсовыми полосками и положит на стол очередную его, Пита, версию. Он уже знал это. Равно как и то, что мастер предпочитала, чтобы он оставался в салоне до конца, пока она совершенно не будет уверена, что сможет закончить работу без него.

      – Ты сегодня на взводе, Пит, это слишком заметно. Я имею в виду, ты всегда такой,