К тому времени как Дитлев вернулся домой в Рунгстед, была глубокая ночь и голова мало-мальски прояснилась. Шляпы, перчатки, пальто и темные очки они с Ульриком бросили в огонь, нож спрятали в саду под камнем. Потом позвонили Торстену и уговорились с ним насчет прошедшего вечера. Торстен, конечно, бесился, что и понятно. Орал, что сейчас не время проделывать такие штучки, и они понимали, что он прав. Но Дитлеву было незачем извиняться перед Торстеном: тот прекрасно понимает, что они сидят в одной лодке. Если погорит один, то погорят все, какие тут могут быть разговоры! Остается только держать наготове подходящее алиби на случай, если пожалует полиция. В случае надобности он подтвердит, что Дитлев и Ульрик приехали к нему в одиннадцать часов вечера, после того как встретились в Хиллерёде в кафе «JFK» и выпили по кружке пива. Нападение произошло получасом позже, но кто докажет, что они в это время не были у Торстена? Возможно, кто-нибудь заметил их в баре, но разве он упомнит, во сколько они пришли и во сколько ушли? В Грибскове трое друзей пили коньяк, вспоминали былые дни, короче, приятно провели вечер пятницы в дружеской компании, ничего особенного.

      Войдя в холл, Дитлев с удовлетворением отметил, что в доме темно, а Тельма уползла в свою нору. Сначала он пошел в каминную и выпил одну за другой три рюмки кипрской водки, чтобы пьянящее чувство удачно совершенной мести сменилось спокойствием и уравновешенностью. Потом отправился в кухню с намерением открыть баночку икры и полакомиться ею, вспоминая искаженное ужасом лицо Франка Хельмонда.

      Выложенный плиткой пол кухни был ахиллесовой пятой домработницы: именно он давал Тельме повод для недовольства каждый раз, как она приходила с инспекцией. Домработница, как ни старалась, никогда не могла угодить хозяйке; впрочем, кто мог бы угодить Тельме?

      На отдраенном полу сразу бросались в глаза странные отпечатки. Приглядевшись, Дитлев понял, что кто-то ходил тут в грязных ботинках: следы были не особо крупные, но и не маленькие. Это был явный непорядок, и Дитлев насторожился. Однако все было тихо: ни запахов, ни звуков. Бочком передвинувшись к полке с кухонными ножами, он выбрал самый большой, предназначенный нарезать филе для суши: если кто-нибудь нарвется на этот нож, ему несдобровать.

      Осторожно отворив дверь, Дитлев вышел в зимний сад. Тянуло сквозняком, хотя все окна были закрыты. Затем он заметил, что одна фрамуга разбита. Дыра была небольшая, но все же была!

      Он обвел взглядом плиточный пол. Здесь тоже