Жареного хираме повар приготовил без головы: Акио, ухмыльнувшись, принялся ловко разделывать рыбу палочками. Кисё продолжал прибираться на столе, протирая несуществующие пятна и тихонько звякая посудой: видимо, он просто физически не мог пребывать в бездействии.

      – Не понимаю, как можно есть осьминога, – тихо проговорила Томоко, рассеянно ковыряя рис с модзукой.

      – Вам не нравится вкус осьминога? – Оживился Кисё. – Но ведь…

      – Это все равно что есть собаку. Или обезьяну.

      – Китайцы едят собак, – буркнул Акио. – И обезьян тоже.

      – У нас в кампусе есть аквариум, там живет большой осьминог размером с десятилетнего ребенка. Говорят, ему самому не меньше десяти лет, – не обращая внимания на Акио, продолжала Томоко. – Если приложить ладонь к стеклу, он подплывает и прижимает с другой стороны щупальце – будто бы хочет дотронуться до ладони.

      – Ты это сама видела? – Поинтересовался Акио.

      – Нет, но мне рассказывали…

      – Осьминоги не живут больше пяти лет, – мягко возразил Кисё. – Обычно они умирают в два-три года, так что вас, видимо, ввели в заблуждение, Ясуда-сан. Если это, конечно, не мифический осьминог из старинных преданий, который мечтал переродиться самым богатым даймё[27] в Японии, – тогда ему может быть и триста лет, но едва ли Токийский университет обладает таким сокровищем.

      – Я учусь не в Тодае, Камата-сан, а в университете Васэда на филологическом.

      – Но это тоже прекрасный университет, Ясуда-сан. Тодай и Содай[28] – разница всего в одном слоге. К тому же, если говорить о гуманитарных дисциплинах, Васэда даже лучше.

      – Какая, нахрен, разница,