Ясень и яблоня. Книга 2: Чёрный камень Эрхины. Елизавета Дворецкая
Читать онлайн книгу.
был певучей песней в устах бардов Туаля и Эриу! О Ниамор сын Брана, герой деятельной отваги, чести и справедливости, щедрости без изъяна! В могильный курган положили мужа, что привык пировать и наделять дарами! Много мужчин скорбит, и много женщин бьет свои руки в день твоих похорон! Скорбь моя, смерть ограбила нас!
И целый хор тягучих воплей отвечал ей. Наблюдая выразительное отчаяние туалов, Сэла испытывала смущение и стыд, как будто сама и была той «смертью», что «ограбила» остров Туаль. Нарядившись для похорон в лучшие одежды, туалы пылко и вдохновенно скорбели, и многие, особенно женщины в годах, рыдали и царапали себе щеки. Как видно, в прошлом Ниамор и впрямь был первым героем и первым красавцем, истинным украшением Дома Четырех Копий. И пышная погребальная песнь здесь не просто жертва, без которой душа погибшего не найдет дороги на Остров Блаженных, но нечто большее. С его именем было связано так много в чьей-то давно ушедшей молодости! Глядя на это, Сэла вдруг с ужасом подумала, что через тридцать лет и она вот так же будет плакать над курганом состарившегося Торварда, прощаясь со славой своей молодости, со своим восторгом и обожанием, с сильным биением сердца и быстрым током крови в жилах, и самые простые вещи издалека будут казаться божественными подвигами…
Старики ворчат, что во времена их молодости все было лучше. А на самом деле, как сказал ей однажды Стуре-Одд, в прежние времена все было не лучше, просто сами старики были молодыми и оттого-то им было хорошо!
– Плачут женщины Аблах-Брега, горестна причина их плача! – полуприкрыв глаза, провозглашала над могилой Бресайнех. Сэла вглядывалась в ее высохшее, с резкими морщинами лицо и ясно осознавала, что и сама когда-то состарится и морщины на ее лице точно так же будут нерушимыми печатями, укрывающими от новых молодых тайны ее памяти и сердца. – Ибо их горестные вздохи вызваны Ниамором острых оружий, сыном Брана! Крепче, чем ворота, был его щит; длинна, как меч, была его рука; широк, как доска корабля, был его клинок; выше, чем дерево, было его копье; слаще, чем струнный лад, был его голос! Красив был вождь, которого чтили люди; красивы щеки, что соперничали с цветами шиповника в алости, красивы уста, что не прекословили зову дружбы и не уклонялись целовать красавиц!
Эти похвалы павшему уже Сэлу заставили «соперничать с цветами шиповника в алости». «Ну, это вы уже хватили! – мрачно думала она, никак не в силах совместить эти восхваления красоте с образом краснолицего, пышущего жаром Ниамора с потными руками, который ей запомнился. – Не уклонялся целовать красавиц! Как говорится, на том и погорел!»
К этому времени в ее душе не оставалось уже никакого враждебного чувства к Ниамору и глупая его смерть казалась слишком жестоким наказанием за самовлюбленность и бахвальство, кои еще не самые тяжкие преступления на свете. «В конце концов, он был не виноват, что он такой дурак!» – угрюмо думала Сэла, устав следить за витиеватыми переходами длиннющей погребальной песни. Эти пышные прославления не вязались с нелепым смыслом произошедшего,