И нельзя не обратить внимания на то, сколь легко он оперирует именами из греческой мифологии… ведь упомянутый Крон (Хронос) – бог времени, Вавилон – столица Вавилонского царства (IX–VI вв. до н. э.), а Мемфис – столица Древнего Египта, находившаяся южнее современного Каира, и Илион, малоизвестное второе название Трои. «Илиада» Гомера названа именно по Илиону… Так говорится в комментариях к стихотворению.

      И далее следует множество мифологических названий… А ведь Тютчев к тому времени ещё нигде официально не обучался, и всё это было результатом домашнего образования.

      И снова о любви… В данном случае о любви к родителям, в данном случае любви нелицемерной, искренней, ибо только искренняя, чистая, сильная любовь может вылиться в поэтические строки.

      Приведу его посвящение отцу в день его рождения 12 октября 1816 года.

      Оно так и называется – «В день рождения любезнейшего папиньки!»:

      В посвящённом Тютчеву «Биографическом очерке» Иван Сергеевич Аксаков, муж старшей дочери поэта Анны, так рассказал об отце Фёдора Ивановича: «…Иван Николаевич … отличался необыкновенным благодушием, мягкостью, редкой чистотой нравов и пользовался всеобщим уважением. Окончив своё образование в Петербурге, в Греческом корпусе, основанном Екатериной в ознаменование рождения великого князя Константина Павловича и под влиянием мысли о «Греческом прожекте», Иван Николаевич дослужился в гвардии до поручика и на 22-м году жизни женился на Екатерине Львовне Толстой, которая была воспитана, как дочь, родной своей теткой, графиней Остерман. Затем Тютчевы поселились в орловской деревне, на зиму переезжали в Москву, где имели собственные дома и подмосковную, – одним словом, зажили тем известным образом жизни, которым жилось тогда так привольно и мирно почти всему русскому зажиточному, досужему дворянству, не принадлежавшему к чиновной аристократии и не озабоченному государственной службой. Не выделяясь ничем из общего типа московских боярских домов того времени, дом Тютчевых – открытый, гостеприимный, охотно посещаемый многочисленной родней и московским светом, был совершенно чужд интересам литературным, и в особенности русской литературы. Радушный и щедрый хозяин был, конечно, человек рассудительный, со спокойным, здравым взглядом на вещи, но не обладал ни ярким умом, ни талантами. Тем не