Мертвым не мстят, или Шутка. Наталья Андреева
Читать онлайн книгу.
колготки были страшным дефицитом, да и стоили недешево. А к Сальниковым все старались одеваться как на парад. Затяжки, а тем паче швы, выглядывающие из-под юбки, были немыслимы! А ты попробуй, достань новые колготки! «Уж лучше бы не звал… Да подавись ты своей икрой!» Бывалые дамы приходили в брюках, но Манишка, изловчившись, умела оставить заметные затяжки, а то и дорожки и на штанинах. Пару визитов – и модную вещь можно было выбрасывать! Не давались вредной собачонке только джинсы, в конце концов Михаил Федорович стал ворчать:
– Что это вы ко мне в дом буржуазную заразу таскаете?
К ним теперь все женщины приходили в джинсах.
А Людочке с Манишкой за шалости никогда не попадало.
– Ребенок любит животных, это надо поощрять! – говорила мама. – Тогда он вырастет добрым и чутким!
От «чуткости» ее дочери окружающих бросало в дрожь. «Какая вредная девчонка! И чего ей не хватает?» Людочке же и в голову не приходило, что вещи, которая она портит, стоят дорого, что кто-то из-за нее может лишиться работы, а то и здоровье потерять, нажить, к примеру, гастрит. Не говоря уже о домработницах, которые менялись в семье постоянно. Одни сбегали сами, других Людочка изживала. Она делала это ради шутки, иногда просто на «слабо».
Ведь все зависело от ее папы – большого начальника, и гости терпели. И домработницы терпели. И учителя терпели. Чтобы хорошо жить, надо не выдвинуться, надо прогнуться. А значит, хвалить начальника, его выдающийся ум, прозорливость, умение руководить коллективом (ах, Федор Михайлович, дай вам бог здоровья – куда ж мы без вас), хвалить всех его домочадцев и всё, чем он владеет. Вот все в городе и хвалили взахлеб машину Сальникова, его квартиру, дачу, жену, проказницу-дочку и его мерзкую белую болонку. И что бы Людочка ни делала, она слышала неизменное:
– Ах, какая прелестная девочка!
Сначала Людочка твердо знала, что все эти люди врут. Что Манишка – противная собака, злая и невоспитанная, а она, Людочка, никакая не прелестная девочка и не совершенство с кучей непризнанных пока талантов. Знала, что рисунки ее – бездарная мазня, игра на фортепиано полна ошибок, голос фальшив, а стихи, написанные в угоду маме, – посредственные. И сама она посредственность. Но посредственность умная, потому что не верит всем этим дядям и тетям. Эти дяди и тети считают, что они Людочку обольстили своими похвалами, раз ее родители довольны и сама девочка улыбается. А Людочка, улыбаясь, меняла тетям помаду в сумочках, так что, подкрашивая губы, они недоумевали, что ж за цвет получился, я такую не покупала, а дядям подавала крепкий чай в бутылках из-под коньяка. И все весело смеялись. Только отец, хохоча, спрашивал:
– Людочка, а где ж коньяк?
– Я вылила его в унитаз! – с гордостью говорила она.
– Вот проказница! – хлопал в ладоши папа.
А мужики, с усилием растягивая губы в улыбке, мысленно проклинали «прелестное дитя». «Теперь ведь на сухую придется, я бы своему уши оборвал!»
Но вслух это ни разу никто так и не произнес.
Людочке