Диалектика Переходного Периода из Ниоткуда в Никуда (сборник). Виктор Пелевин
Читать онлайн книгу.
он немного пришел в себя и решился снова открыть их, в зале были новые посетители – трое в военной форме, еще двое в штатском. Растерянных спортсменов уже выгнали на улицу, даже не дав им забрать вещи – на окне осталась ярко-желтая теннисная сумка. Степа увидел, как ассистент повара поднимает руку с оттопыренным большим пальцем, затем медленно поворачивает палец вниз. Ему кивнул майор с петлицами войск связи, который, кажется, был у прибывших за главного. Другой офицер надел на руку прозрачный пластиковый пакет, присел на пол возле трупа Исы и откинул в стороны опаленные полы пиджака.
На черной от крови рубашке было что-то вроде упряжи, из которой торчали два вороненых пистолета, похожих на «кольты», только больше размером. Степа понял, что это и есть знаменитые «стечкины», стреляющие очередями убивальники, из-за которых о братьях ходила такая мрачная слава.
– Те самые, отвечаю, – сказал пожилой мужчина в штатском. – Срочно на баллистическую.
Степа почувствовал, как кто-то трогает его за локоть. Рядом стоял стрелок в черных очках.
– Поговорим? – спросил он.
– Трудно отказаться, – ответил Степа, вставая.
Они устроились за столом у окна, там, где раньше сидели спортсмены. Степа сначала сложил пальцы в замок, но все равно было видно, что руки дрожат. Тогда он спрятал их под стол.
– Тебя я знаю, Степан Аркадьевич. Уже давно, – сказал блондин. – А я – скромный джедай Леонид Лебедкин. Можно просто Леон. Четвертое главное управление ФСБ по борьбе с финансовым терроризмом.
«Четвертое, – быстро подумал Степа, – это скорее ближе к «тридцать четвертое», чем к «сорок третье». Потому что одно слово целиком совпадает. Но, с другой стороны, начинается-то с четырех! Неясно.
– Как так может быть, – спросил он, – четвертое главное? Что их, четыре главных?
Лебедкин засмеялся.
У него была удивительная манера смеяться, которая сразу запоминалась навсегда. Сначала смех звучал искренне и заразительно, а улыбка делала курносое лицо капитана таким симпатичным, что вспоминались романтические летчики из первых советских фильмов. Но на последних двух или трех тактах, когда смех затихал, в нем прорезалось что-то пронзительное, звонко-взвизгивающее и дребезжаще-злое – словно долетало эхо какого-то похожего по тембру, но не имеющего отношения к веселью звука. Этот звук был жуток, хотя Степа не мог сказать точно, что это такое – то ли стон, то ли вой лагерной суки, то ли визг тормозов. К тому же лицо смеющегося Лебедкина запрокидывалось вверх, и из-под темных стекол вдруг обжигали холодом два бледно-голубых внимательных глаза…
– Я объясню, – сказал он. – Вот смотри, с одной стороны, оно как бы четвертое. А с другой – для них, – он кивнул в сторону трупов, – оказалось самое главное, какое только бывает. Понял, нет?
Аргумент был простой и хрустально-ясный, Степа оценил его сразу.
– Понял, да, – сказал он. – Так это вы нам эту «стрелку»…
– Можно и на ты, – перебил Лебедкин. – Чего мы с тобой, старперы, что ли?
– Так это ты