Она закрыла страницу ладошкой, я засмеялся, поцеловал Дафни, и она кинула дневник на столик.

      – По-моему, Борджиа такая же сумасшедшая, как и миссис Гэтти, – сказала она чуть погодя. – Я ее совсем не понимаю. Говорит невозможные вещи и хохочет как гиена.

      – Да нет, она ничего, – возразил я, вспомнив о блестящей дедукции, которую миссис Брэдли продемонстрировала, с такой легкостью вычислив, что Гэтти прячется в часовне.

      Суббота прошла без приключений. Парк сэра Уильяма являл собой жуткое зрелище: полусобранные карусели и качели-лодочки, затоптанная грязная трава, вывороченный колесами дерн. Несколько деревенских детишек ухитрились пролезть в парк и наблюдали за происходящим. Дафни, миссис Куттс и я находились сразу везде. Доставили кокосы, и Уильяма отправили на тетином велосипеде посмотреть, как они там. Лори опять подал прошение, но ему не позволили торговать на празднике даже минеральной водой. Викарий помогал ставить палатку для гадания; устроители ярмарки возились с шатрами. Один дали взаймы нам – для закусок – и заплатили положенные пять фунтов. Согласно договору они не имели права портить в парке травяное покрытие. «Ага, щас, жди!» – лаконично выразился по этому поводу Уильям.

      Так или иначе вечером мы вернулись домой с чувством выполненного долга. Уж я-то точно. Шел дождь. Сначала моросило, но к семи, когда мы с большим опозданием уселись пить чай, лило уже основательно.

      – Нужно, чтобы команда Мач-Хартли подавала первой, – заметил Уильям, разглядывая надкушенный кусок хлеба с вареньем. И хихикнул: – Начни матч не с подач и околпачь Хартли-Мач.

      Эта незатейливая шутка веселила его на протяжении всего ужина. Простая душа, что с него взять!

      – Мистер Гэтти десятого уезжает – едет в Швейцарию, – неожиданно сообщила Дафни.

      – Вот как? – удивилась ее тетя. – Кто сказал?

      – Бор… миссис Брэдли. Так нужно – для лечения миссис Гэтти. Только она пока не знает, что он едет.

      – Удивительнейшая особа эта миссис Гэтти, – заметил викарий. – Не верю я, что она душевнобольная. Думаю, просто притворяется, чтобы вызвать жалость. А вот ее мужу я сочувствую.

      – Еще бы, – едко подтвердила миссис Куттс. Она ничего не ела, зато пила уже вторую чашку чаю.

      – Съешь хоть хлеба с маслом, дорогая Кэролайн.

      Викарий брился рано утром, и теперь у него на подбородке уже появилась едва заметная щетина. Он, сам того не сознавая, водил по ней рукой.

      – Прошу тебя, Бедивер, убери руки от лица. – Миссис Куттс устала и была резка.

      Дафни хотела что-то сказать, но тут викарий обратился ко мне:

      – Не пойти ли нам в кабинет, Уэллс? Я поделюсь с вами кое-какими соображениями насчет завтрашнего дня.

      – Я очень надеюсь, что ты сделаешь заявление по поводу праздника, – вернулась миссис Куттс к теме недельной давности. – И надеюсь, ты будешь говорить убедительно. В прошлом году я от их поведения просто содрогалась!

      – Могу лишь сказать, дорогая, – парировал Бедивер, тоже довольно