IV

      Тьма отступила.

      Теперь перед его глазами раскачивались на ветру вершины берез, поигрывая изумрудной зеленью под лучами жаркого слепящего солнца. От его яркости хотелось отвернуться или хотя бы зажмурить глаза, но Алексу никак не удавалось этого сделать. Он вообще едва ли мог понять, что происходит вокруг. Голову одновременно наполняли тысячи различных мыслей, часть которых явно ему не принадлежала. Да, это были какие-то чужие мысли, которые роились в его сознании, вызывая странное тревожное ощущение. К тому же он физически ощущал невыносимую боль в ноге. Алекс хотел наклониться и осмотреть ее, но вдруг понял, что не способен пошевелиться.

      Он лишь упрямо смотрел на зеленую аллею парка. От бессилия поток мыслей, не находящих выхода, приобретал какой-то угрожающий характер. Но все, что он мог в эту секунду, – наблюдать за происходящим.

      Вдруг где-то на самом краю периферического зрения возникли три медленно движущиеся фигуры. Алекс посмотрел в их сторону. От осознания увиденного у него должно было защемить в груди, а сердце забиться значительно быстрее. Но этого не происходило. Его вдруг охватил какой-то неосознанный страх, к которому примешивалось и вовсе непонятное чувство умиления.

      Алексу несложно было узнать это место – небольшой парк неподалеку от его дома в Киеве. Тремя фигурами, на которые был устремлен его взгляд, были жена Алекса, его сын, и, что еще невероятнее, – он сам. Первая мыль: «Они живы!» тут же нещадно растворилась от простого вопроса, не выдерживающего никакой критики: «Почему я рядом с ними? Может быть, я все же сошел с ума?»

      И только осознание того, что сын еще очень маленький, а они с женой совсем молоды, заставило его остановиться в своих размышлениях. К тому же их одежда выглядела совсем старомодной. Событиям, которые он наблюдает, похоже, было больше пятнадцати лет.

      Что-то внутри вдруг встрепенулось! Это ведь был день его рождения, ему исполнилось тридцать два года. Алекс хорошо помнил этот момент и всегда, естественно, вспоминал его от своего лица, но никак не со стороны. От непонимания того, что все-таки происходит, мысли путались все сильнее: он умер, и это нечто вроде предсмертного бреда погибающего мозга?