Эстетический заговор. Заметки о перформансе. Ирина Мист
Читать онлайн книгу.
В действиях, поступках. Не скрывать информацию, говорить, доверять. Но не препарировать смех до молекул, пытаясь найти, что же на самом деле кроется за ним. Или радостью.
Так ли важно, обнимая ребёнка не шепнуть на ушко «Я тебя люблю», даже если усталость почти сожрала любовь.
Или оставить честность с лёгким налётом недосказанности? Если я буду разбирать чувство любовь на составляющие, пытаясь докопаться, кто и что под ней понимает – станет тошно. Я люблю. И это чистая физика и страсть. А ещё нежелание делиться и отдавать. И отголоски боли, потому что мне было больно когда-то с другим. И может, даже с ним. И можно разбирать дальше боль – хотя начиналось с любви. Или пусть будет просто любовь.
Я не самый лучший человеческий экземпляр. У меня есть тайны, страхи, есть подвальные комнаты. Честность и ложь – это не белое и не чёрное. Между – много градаций.
Я долго играла в игру под названием «Я честная. А сейчас хочу отступить на один шаг художественной дистанции. Где – много полу-оттенков любви и безразличия. Сотни градаций чувств. И необязательно балансировать на кроваво-безжалостных «да» и «нет».
У животных есть честность, когда всё на инстинктах. Я голоден – убью. Не нравится – укушу. Испугаюсь – сбегу.
Сегодня мне нравится человеческое определение честности, как открытости и избегание обмана в отношениях с собой и другими. И честно – даже если человек искренне верит в свою ложь.
Честность бывает внешней – это про искренность. И внутренней – перед самим собой. Это – умение признать ошибки, оценивать себя той же меркой, что и других, не оправдывать, не обманываться самому.
Какого оттенка ваша честность?
Внутренний критик
Внутренний критик продирает свои глаза ещё в раннем детстве. Пытаешься приглядеться – он соткан из всех, кто своими замечаниями, сомнениями, пренебрежением нанесли рану в детстве.
Мой критик говорит голосом воспитательницы в детском саду: «Ну, вот – всё испортила». А я всего лишь отошла от правил и нарисовала что-то иное, чем жёлтые одуванчики и травинки в виде зелёных палочек, беспорядочно разбросанных по всему листу бумаги.
Мой критик вещает голосом учительницы по литературе, зачитывавшей моё сочинение вслух, в котором я впервые осмелилась выразить свои мысли. Все смеются взахлёб, а я делаю вид, что мне тоже смешно. А сама думаю лишь о том, чтобы не назвали автора сочинения.
Мой внутренний критик обвиняет меня голосом взрослых, когда я, напоив кроликов молоком, как мне казалось, а не извёсткой, оказалась виновна в их смерти.
Мой критик спрашивает голосом мамы, когда я ножом и ножницами вырезаю танцевальный наряд: «И куда ты в этом пойдёшь?» С той дырой на коленке, которая была до этого – точно некуда. А в этом изрезанном вдоль и поперёк ажурном нечто – хоть на танцевальное занятие, хоть на вечеринку.
И критиков – когорта.
Спустя годы я полюбила критику. Критикуют – значит, делаю что-то стоящее. Но внутреннего критика