Дичь для товарищей по охоте. Наталия Вико
Читать онлайн книгу.
залаяла собака, эхом отозвалась другая. Савва сел на подоконник, привалился спиной к оконному проему, прикрыл глаза и… тут же, словно получив, наконец, разрешение, в голову ворвался и мгновенно заполнил женский голос – нежный и страстный. В воображении возникла фигура женщины с поднятыми вверх руками, запущенными в пышные вьющиеся волосы, женщины с темными глазами итальянской мадонны. «Мария Федоровна… И матушка – Мария Федоровна. Какое удивительное совпадение».
Савва с силой потер виски, пытаясь избавиться от наваждения. Но видение не исчезало. «Ну, что ж. Пусть остается. Значит, так тому и быть».
– Договорились, Савва Тимофеевич. Вы, как всегда, нас выручаете! – Станиславский крепко пожал ему руку. – А сейчас мне идти надо, не обижайтесь. Вот Марию Федоровну вам оставляю.
Морозов проводил Станиславского теплым взглядом. С Костей они были знакомы так давно, что и не вспомнишь первой встречи. Познакомились еще подростками в гимназии. Костя Алексеев – сын владельца золотоканительного производства не захотел продолжать дело отца и принялся актерствовать, взяв сценический псевдоним – Станиславский, что было по тем временам неписанным законом. На людях Савва держался с Константином, как, впрочем, и со многими знакомыми и близкими людьми, официально, соблюдая дистанцию. Савва считал, что дистанция необходима между людьми для свободы общения и, тем более, нельзя без нее обойтись в деловом мире. Дело, основанное на дружбе, редко когда успешным бывает. А то ведь друг, ежели он с тобой в одном деле, иногда может так задушить дружескими объятиями, что ни дохнуть, ни двинуться или того хуже – поблажек ожидает и снисхождений, к делу неприменимых. Дружба та крепка, которая из дела произрастает.
– Сильный человек Константин Сергеевич, такое дело поднимает, – уважительно сказал он.
– И сильные люди слабыми бывают, – заметила Мария Федоровна, испытующе глядя на Морозова. – Знаете ли, Савва Тимофеевич, был как-то печальный случай личной ссоры между двумя актрисами, не имевший никакого отношения к театру, но очень мешающий ходу работы. И тут мне, – обхватив себя руками за плечи, Андреева прислонилась спиной к стене, – мне впервые пришлось видеть, как Константин Сергеевич плакал.
Морозов недоверчиво вскинул глаза.
– Да, да, Савва Тимофеевич, представьте, он всхлипывал, как ребенок, сидя на пустыре, где мы тогда репетировали, на пне большой срубленной сосны, сжимал в руке носовой платок, забывая вытирать слезы, катившиеся по лицу. И все повторял: «Из-за мелких, личных бабьих дел губить настоящее, общее, хорошее дело», – горячо воскликнула она, копируя интонации Станиславского. – Вот так. Такой он человек. Уважения только достоин.
Мария Федоровна потерла ладонями плечи и пристально взглянула на Савву.
«Знает ведь свою силу. Небось, видит, что со мной, – растерянно подумал он, чувствуя непреодолимую притягательность этого взгляда, который и выдержать нельзя и оторваться невозможно. – А что со мной и вправду?»
– Уважение