– Нужно быть проще, – Говорит Леон Морен, священник, Барни. – Вы просты?

      – Не знаю. Я произвожу на вас впечатление простушки?

      – Вы не производите на меня никакого впечатления.

      – А вы, господин аббат, простой человек?

      – Да, я думаю, что да, я простой человек.

      Барни не понимает Морена, а Морен – наоборот… понимает всё. Он играет, – ведёт игру. А Барни, простушка, Барни… ей хочется, чтобы священник её трахнул, вот, и вся вера.

      – Глупышка Барни, – Подумала Элизабет. – Для Морена простота – это говорить с тобой на твоём языке…

      – Тот человек и его собака, – Сказал ей Лино. – Животное не стало любить его меньше.

      Она смутилась.

      – Наоборот – собака стала любить его даже больше!

      Усмешка на его алых губах.

      – Da liegt der Hund begraben11!

      Элизабет заглянула ему в глаза.

      – Что ты хочешь мне сказать, моя очаровательная любовь?

      – Не люби себя меньше, Элизабет, да ты и не станешь… Знаешь, что мне в тебе нравится? Даже проигрывая себе, ты не начинаешь любить себя меньше!

      – «Себе»? – Удивилась она.

      – Себе…

      Лино посмотрел на неё с печальной искрой в глазах.

      – Ты никому не проигрываешь, только себе!

      – Проигрывать себе… это?

      – Хотеть как лучше, но встречать непонимание.

      Он ел аппетитно, жадно, даже страстно – чем старше он становится, тем… устойчивее.

      Элизабет вспомнила, как Алина сказала ей «Зрелость придала мне устойчивости, – устойчивости, к обстоятельствам».

      – Не нужно хотеть как лучше, Лино?

      – Не нужно.

      Лино доел лепёшку с мясом.

      – Желай как должно, а не как лучше!

      – А как «должно»?

      Он посмотрел на неё горящими глазами.

      – Аллах нас всех рассудит.