– Послушай, Трейси, этот дневник особенный, на всю жизнь. Ты же не хочешь его испортить разными глупостями?

      А я сказала:

      – В моей жизни до сих пор ничего такого особенного не было, так почему мне нельзя писать глупости, если захочу?

      Тут она опять вздохнула, уже с сочувствием, и обняла меня:

      – Я понимаю, тебе бывает трудно, но на самом деле ты действительно особенная. Ты же это знаешь?

      Я помотала головой и попробовала вывернуться, но Илень держала крепко:

      – Правда-правда. Трейси, ты замечательная!

      – Если я такая замечательная, почему никто не хочет взять меня к себе?

      – Ах, моя хорошая, я все понимаю. Тебе, наверное, было очень тяжело, что со второй приемной семьей тоже не сложилось, но ты все-таки не расстраивайся! Когда-нибудь ты найдешь себе идеальных приемных родителей.

      – Жутко богатых?

      – Может быть, это будет целая семья, а может быть, одинокая мама, если она окажется подходящей.

      Я посмотрела на нее в упор:

      – Илень, вот ты одинокая и наверняка подходящая. Возьми меня к себе, а?

      Тут она заерзала:

      – Понимаешь, Трейси, у меня же работа. Мне приходится заниматься многими детьми.

      – А ты их брось и занимайся только мной. За приемных детей деньги платят, я знаю. А за меня, наверное, больше заплатят, потому что я трудный ребенок. У меня всякие там поведенческие нарушения… А, Илень? Будет весело, правда!

      – Конечно, Трейси, это было бы очень весело, но я не могу, прости.

      Илень хотела снова меня обнять, но я ее отпихнула:

      – Да я шучу! Фу, с тобой жить – гадость какая! Ты скучная зануда, еще и жирная. Даже представить противно такую приемную маму!

      – Я понимаю, Трейси, что ты на меня сердишься… – Илень старалась говорить как ни в чем не бывало, но живот все-таки втянула.

      Я ей сказала, что ни капельки не сержусь. Точнее, проорала. И что мне наплевать, хотя из глаз дурацкая вода потекла. Только я не плакала. Я вообще никогда не плачу. Некоторые думают, что иногда все-таки плачу, но это просто аллергия.

      – Наверное, ты теперь придумаешь для меня какое-нибудь ужасное колдовство, – сказала Илень.

      – Уже придумываю!

      – Хорошо-хорошо.

      – Ты всегда говоришь «хорошо»! «Ну хорошо, если ты правда этого хочешь, я не стану возражать»; «Хорошо, Трейси, я вижу, что у тебя в руках здоровенный топор и ты сейчас оттяпаешь мне голову, потому что ужасно на меня злишься, но я не стану сердиться, я всегда спокойна, потому что я такой крутой и классный социальный работник».

      Тут Илень