Русский ориентализм. Азия в российском сознании от эпохи Петра Великого до Белой эмиграции. Давид Схиммельпэннинк ван дер Ойе

Читать онлайн книгу.

Русский ориентализм. Азия в российском сознании от эпохи Петра Великого до Белой эмиграции - Давид Схиммельпэннинк ван дер Ойе


Скачать книгу
набеги,

      Обманы хитрых узденей,

      Удары шашек их жестоких,

      И меткость неизбежных стрел,

      И пепел разоренных сел…

      Наблюдая за тем, как на пирушке горцы обезглавливают рабов забавы ради, пленник вспоминает о не менее жестоких дуэлях у себя дома. Возможно, его собственный народ не менее варварский, чем «другие» жители Кавказа. Более того, его родину в целом не за что хвалить. Пленник вспоминает:

      Давно презренной суеты,

      И неприязни двуязычной,

      И простодушной клеветы…

      Чем дольше русский юноша является подневольным гостем, тем больше он начинает восхищаться своими похитителями.

      Меж горцев пленник наблюдал

      Их веру, нравы, воспитанье,

      Любил их жизни простоту,

      Гостеприимство, жажду брани,

      Движений вольных быстроту,

      И легкость ног, и силу длани313.

      Если в поэме Пушкин горцев в итоге не осуждает, то его отношение к попыткам царизма подчинить их более неоднозначное. Одни литературоведы находили в тексте поэмы скрытую критику кампании умиротворения горцев314. Но через два месяца после завершения поэмы Пушкин добавил эпилог, где прославлял русскую миссию на Кавказе, подобно тому как Державин в своих одах пел осанну военным кампаниям Екатерины Великой. Близкий друг Пушкина князь Петр Вяземский в частных беседах сожалел об этом ура-патриотическом постскриптуме, показавшемся ему неуместным, и добавил, что «поэзия – не союзница палачей»315.

      Отношение Пушкина к самовластию было весьма двойственным, он не осудил категорически восточные завоевательные походы. Вскоре после праздников с семьей Раевских он написал брату, что «Кавказский край, знойная граница Азии, любопытен во всех отношениях. Ермолов наполнил его своим именем и благотворным гением… До́лжно надеяться, что эта завоеванная сторона… не будет нам преградою в будущих войнах – и, может быть, сбудется для нас химерический план Наполеона в рассуждении завоевания Индии»316. В незаконченной истории Петра Великого, которую он писал уже после возвращения в столицу, Пушкин воздавал хвалу царским войнам против «изменнических» турецких и персидских соседей317. В независимости от политических взглядов Пушкина нет никакого противоречия между оппозицией императору и энтузиазмом по поводу расширения владений России в Азии. Многие из пушкинских друзей-радикалов, в частности лидер заговорщиков Павел Пестель, поддерживали жесткую экспансионистскую политику на Востоке318.

      Байроновский «Чайлд-Гарольд», создавший литературный троп джентльмена, который бежит на дикий, неприрученный Восток в поисках свободы, очевидно, оказал сильное влияние на пушкинского «Пленника». Есть тут сходство и с произведениями Франсуа-Рене де Шатобриана, в частности повестью «Атала», где рассказывается о молодой индианке, которая влюбилась в пленника


Скачать книгу

<p>313</p>

A. S. Pushkin. The Captive of the Caucasus. trans. Katya Hokanson // Hokanson. Empire of the Imagination. 263–285.

<p>314</p>

Например, см.: Etkind A. Orientalism Reversed: Russian Literature in the Time of Empires // Modern Intellectual History. 2007. № 4. P. 620.

<p>315</p>

Цит. по: Эйдельман Н. Я. Быть может за хребтом Кавказа.

<p>316</p>

Пушкин А. С. Полн. собр. соч. Т. 9. С. 17–18.

<p>317</p>

Там же. С. 48–54, 422–437; Белкин Д. И. Пушкинские строки о Персии. С. 134–141.

<p>318</p>

Томашевский Б. В. Пушкин. Т. 1. С. 407–408; Ram H. The Imperial Sublime. P. 130–132.