– Итак, – говорит Мария. – Я слышала, теперь вы хранитель малой королевской печати. А что случилось с Томасом Болейном?

      – Король разрешил ему удалиться в Сассекс и жить в мире и покое.

      Она презрительно фыркает, трет лоб, – кажется, даже сетка ее раздражает.

      – Болейн, в отличие от Томаса Говарда, всегда был любезен с моей матерью. Никогда не оскорблял ее, по крайней мере в глаза. И все-таки он холодный и себялюбивый человек и водит компанию с еретиками. Король милостив.

      – Некоторые говорят, даже слишком.

      Это предупреждение. Она не слышит его:

      – Вы стали таким влиятельным, лорд Кромвель. Возможно, вы были таким всегда, только мы этого не замечали. Кому ведомы замыслы Господа?

      Только не мне, думает он.

      – Я велел Кэрью написать вам. Полагаю, он написал?

      – Да, сэр Николас дал мне совет.

      – Который вас разочаровал.

      – Который удивил меня. Видите ли, милорд, я знаю, что он принес присягу, несмотря на то что поддерживал мою мать. Я думаю, все, кто остался в живых, ее принесли.

      Не все, думает он. Бесс Даррелл не принесла. Любовница Тома Уайетта.

      – Миледи Солсбери подписала, и ее сын лорд Монтегю, лорд Эксетер и все Куртенэ. Покуда была жива Анна Болейн, им приходилось перед нею склоняться. Но я думала, после ее смерти им незачем скрывать свои истинные мысли. Почему не сказать прямо, что отец должен примириться с Римом? Почему не помочь мне вернуть отцовское расположение, а также мои права и титул? Я не знала, что король будет упорствовать в своих заблуждениях, не знала…

      Что вокруг столько робких сердец? Столько соглашателей, честолюбцев и трусов?

      – Они предоставили отдуваться вам, – говорит он. – А сами по привычке спрятались.

      – С тех пор как я получила эти советы от моих друзей – такие отличные от того, что они говорили раньше, – я почувствовала себя очень одинокой, милорд.

      Она идет к нему – он успел забыть, какая она неуклюжая, тычется, словно слепая. На низком столике стеклянный графин в серебре. Она замечает его, делает шаг вбок, хватается за столик, он наклоняется, плещется вино – багряная волна заливает белую льняную скатерть.

      – Ой! – вскрикивает Мария, хватает графин, тот выскальзывает из ее пальцев…

      – Оставьте, – говорит он.

      Она в ужасе смотрит себе под ноги, шарахается от осколков:

      – Это