Приметил я там одну, постарше прочих, с выступавшими зубами. Но зубы выступали у нее безупречно – расталкивая губы, как открытый страстный цветок. На этих губах я хотел ощутить свои. На ней была короткая юбка, а колготки являли миру хорошие ноги, которые постоянно скрещивались и раскрещивались, когда она смеялась, пила, одергивала юбку, никак не хотевшую их прикрывать. Я подсел к ней.

      – Я… – начал было я.

      – Я знаю, кто вы. Я была на вашем чтении.

      – Спасибо. Мне бы хотелось съесть вам пизду. Я уже наловчился. Я сведу вас с ума.

      – Что вы думаете об Аллене Гинзберге?

      – Послушайте, не сбивайте меня. Я хочу вашего рта, ваших ног, вашего зада.

      – Хорошо, – ответила она.

      – Тогда до скорого. Я в спальне внизу.

      Я встал, покинул ее, выпил еще. Молодой парень – по меньшей мере 6 футов и 6 дюймов ростом – подошел ко мне:

      – Послушайте, Чинаски, что-то не верю я, будто вы живете на банухе, знаетесь с торговцами наркотой, сутенерами, блядьми, торчками, игроками, драчунами и алкашами…

      – Отчасти это правда.

      – Чушь собачья, – изрек он и отошел. Литературный критик.

      Потом подошла блондиночка, лет 19, в очках без оправы и с улыбкой на лице. Улыбка с него не сползала.

      – Я хочу вас выебать, – заявила она. – Все дело в вашем лице.

      – Что у меня с лицом?

      – Оно величественно. Я хочу уничтожить ваше лицо своей пиздой.

      – Может получиться и наоборот.

      – Не будьте так уверены.

      – Вы правы. Пизды неуничтожимы.

      Я вернулся к кушетке и начал заигрывать с ножками той, в короткой юбке и с влажными лепестками губ, ее звали Лиллиан.

      Вечеринка закончилась, и я спустился с Лилли вниз. Мы разделись и сели, подпершись подушками, – пить водку и водочный коктейль. У нас было радио, и радио играло. Лилли рассказала, что много лет работала на то, чтобы ее муж смог закончить колледж, а получив кафедру, он подал на развод.

      – Это невежливо, – сказал я.

      – Вы были женаты?

      – Да.

      – И что?

      – «Ментальная жестокость», судя по тому, что записано в протоколах.

      – И это правда? – спросила она.

      – Конечно – с обеих сторон.

      Я поцеловал Лилли. Это было так хорошо, как я себе и представлял. Цветок рта раскрылся. Мы сцепились, я всосался ей в зубы. Мы разъединились.

      – Я думаю, что вы, – сказала она, глядя на меня широко раскрытыми и прекрасными глазами, – один из двух-трех лучших писателей на сегодняшний день.

      Я быстро потушил настольную лампу. Еще некоторое время целовал Лилли, играл с грудями и телом, затем опустился сверху. Я был пьян, однако, думаю, получилось ничего. Но после этого никак иначе не смог: всё скакал, скакал и скакал. Я был тверд, но кончить никак не удавалось. В конце концов я скатился с нее и уснул…