Приключения в дебрях Золотой тайги. Станислав Гольдфарб
Читать онлайн книгу.
отличается от других сибирских городов. Во внутреннем убранстве домов и в одежде обитателей господствует чистота…».
«Народ как в Иркутске, так и во всей Сибири по большей части набожен, а особливо старожилы и купечество; это не мешает тамошним купцам жить весьма опрятно, со вкусом, брить себе бороды и одеваться чисто в немецкое платье; к тому же они весьма гостеприимны и примерной нравственности».
«Вообще же иркутские граждане обходительны и гостеприимны так, что в последнем случае можно их назвать примерными русскими хлебосолами… В домах своих живут очень опрятно, богатые для украшения комнат зеркала и другие лучшие мебели выписывают из Санкт-Петербурга, Москвы и с Макарьевской ярмарки. Не отращивают бород, ходят в немецком платье или мундирах Иркутской губернии; иностранных языков старики и средних лет люди хотя и не знают, зато старые и новые русские книги, также газеты и журналы, издаваемые в обеих столицах, выписывают и с любопытством читают, извлекая из всего существенную для себя пользу».
Подобных высказываний сотни…
Пол-России за спиной. Половина ещё впереди.
Едешь и едешь, оставляя позади села, деревни, города. А между ними верстовые столбы, да спасительные для всякого путешественника почтовые станции. Не будь их, и впрямь загрустишь, запечалишься, подозревая, что путь твой никогда не закончиться.
Но вот и Сибирь. Кому погибель, а кому избавление от невзгод ещё более тяжких, чем суровое сибирское житьё. Кому простор для души, карьера и широкое поле деятельности, а кому ссылка и наказание. Одному бывает тягостно от дум – как оно там, а другому дальний путь в радость, спасение от скуки и ежедневной бытовой суеты.
То ползёт, то мчится почтовая карета по Московскому тракту. И покойно на душе, и радостно, что ещё немного – и конец изматывающей тряске, бессоннице, однообразию дорожных пейзажей и вынужденному одиночеству. Скоро главный город обширной губернии.
Мчится тройка, поливают колокольцы, наяривают, чтобы ямщик не вздремнул ненароком, не съехал в придорожную канаву. Отпугивают колокольцы диких зверей, птиц разгоняют. Динь-дон, динь-дон. Едет, мчится почтовая, уминает пыль да грязь. Скоро, скоро Иркутск! Когда долгий, утомительный путь остался позади, Григорий ощутил радость своему нечаянному жребию. За те дни, которые провёл в дороге, столько впитал впечатлений, столько приобрёл знакомств и столько часов побывал в раздумьях, что казался себе другим человеком.
Прошлая ровная, спокойная, понятная, жизнь, казалась теперь недостижимой, да и ненужной.
Сколько всего невероятного узнал он и увидел за эти дни! Сколько открыл отваги, доброты и сердечности в соотечественниках! Отчего же раньше эти их добродетели были скрыты от него, что мешало разглядеть всё лучшее? Особенно поразила одна история. Её Григорий вспоминал часто, как