1953 год. Смертельные игры. Елена Прудникова
Читать онлайн книгу.
лица в государстве, но даже колхозного сторожа. А памятью беззаконий «тридцать седьмого года» овеяно именно Политбюро, «узкое руководство» партией, а не государством. В чем же дело?
Оставим пока этот вопрос и попробуем все же разобраться с органом. Никаких сведений о загадочном заседании, как я уже говорила, не имеется – кроме невнятного маленковского листочка. Что странно. Должна была существовать повестка дня, заранее объявленная участникам заседания, и даже если ее изменили – это не повод уничтожать подготовительные документы. О чем должна была идти речь?
Нигде нет ответа.
И снова нам на помощь приходят Серго Берия и Руслан Чилачава. Снова в беседе с журналистом Серго приводит подробности, которым он настолько не придал значения, что даже не включил их в свою книгу. На даче, утром или же накануне вечером, он наверняка встречался с отцом и мог знать, какой вопрос будет обсуждаться. И, как оказалось, знал.
Цит. 4.7.
«В тот день, по предложению отца, было назначено расширенное заседание Президиума ЦК, на котором планировалось обсудить деятельность министра государственной безопасности СССР С. Игнатьева и его заместителя М. Рюмина с целью установления их личной вины в фабрикации ряда дел: мингрельского, ленинградского и т. п…».
Рюмин к тому времени был уже три месяца как арестован, а Игнатьев еще гулял на свободе. Известно и из других источников, что Берия собирался в этот день потребовать санкции на арест Семена Игнатьева, бывшего министра внутренних дел, бывшего секретаря ЦК, повинного в том, что воскресил в МГБ дух времен наркома Ежова.
А значит, это никоим образом не могло быть заседание Президиума Совмина, поскольку данный вопрос не имеет к нему никакого отношения. Речь шла о чисто партийных делах. Согласно Постановлению СНК и ЦК ВКП(б) от 21 июня 1935 года, арест коммунистов требовалось согласовывать с партийными организациями соответствующего уровня, специалистов – с их руководителями, а крупных государственных чиновников – с Совнаркомом. Игнатьев к тому времени уже не являлся министром, стало быть, его арест формально не требовалось согласовывать с Совмином. Не было в СССР и такого обычая – защищать снятых чиновников. Потому и в тридцать седьмом году их сначала снимали с работы, а потом уже арестовывали – чтобы меньше согласований.
Другое дело – партия. Уж коли человеку случалось побывать на высоких партийных постах, он оставался в рядах партноменклатуры и после снятия – по крайней мере, если не был исключен из партии. Игнатьев к июню 1953 года уже не являлся ни секретарем, ни членом ЦК – однако из партии не исключен, и его арест все же следовало согласовать с Президиумом. Кстати, вопросами кадровой работы также ведал ЦК, а не Совмин. Помните – «кадры и пропаганда»? Так что, если говорить о реальном заседании, это могло быть только заседание Президиума ЦК, а если о придуманном Хрущевым – то совершенно все равно, какое. Более того, когда Никита Сергеевич диктовал свои мемуары, именно Президиум ЦК КПСС как фактически, так и