Германт. Марсель Пруст
Читать онлайн книгу.
вылитый Дюрок!
Я не знал, что это должно было означать, но чувствовал, что робкое выражение его было более чем благожелательным. Когда я говорил, одобрение других казалось Сен-Лу излишним, он требовал молчания. И как дирижер останавливает музыкантов, стуча смычком по пюпитру, когда кто-нибудь зашумит, он сделал замечание нарушителю порядка:
– Жиберг, надо молчать, когда другие говорят. Вы скажете это после. Продолжайте, – обратился он ко мне.
Я облегченно вздохнул, так как боялся, что он заставит меня повторить все сначала.
– И так как идея, – продолжал я, – не может быть причастна человеческим интересам и не могла бы воспользоваться их выгодами, люди идеи не подвержены влиянию материальных интересов.
– Ну что, теперь вы разинули рты от удивления? – воскликнул Сен-Лу, после того как я закончил (он следил за мной с таким тревожным вниманием, как если бы я шел по канату). – Что вы хотели сказать, Жиберг?
– Я сказал, что месье мне очень напоминает майора Дюрока. Мне казалось, что я его слышу.
– Да, и я часто об этом думал, – отвечал Сен-Лу, – между ними много общего, но вы увидите, что у моего друга есть тысяча качеств, которых нет у Дюрока.
Как мнения брата этого приятеля Сен-Лу, ученика Schola cantorum, о новых музыкальных произведениях были ничуть не похожи на мнения о них его отца, матери, кузенов и товарищей по клубу, а, напротив, совершенно совпадали с мнениями прочих учеников Schola, так и образ мыслей унтер-офицера, аристократа (о котором Блок составил себе самое странное представление, когда я ему о нем рассказал, так как, тронутый тем, что он его единомышленник, мой приятель воображал его, однако, по причине аристократического происхождения, а также религиозного и военного воспитания, своей полной противоположностью, наделяя его диковинными качествами туземца какой-нибудь экзотической страны) похож был на образ мыслей всех дрейфусаров вообще и Блока в частности, и на него не способны были оказать никакого действия ни семейные традиции, ни интересы карьеры. Нечто подобное было с молодой восточной принцессой, на которой женился один родственник Сен-Лу: говорили, что она сочиняет столь же прекрасные стихи, как Виктор Гюго или Альфред де Виньи, но, несмотря на это, ей приписывали совсем не тот склад ума, какой вытекал из этих стихов, а склад ума восточной принцессы, заточенной во дворце из «Тысячи и одной ночи». Писатели, удостоившиеся получить к ней доступ, бывали немало разочарованы или, скорее, обрадованы, услышав разговор, который внушал представление не о Шахерезаде, но о существе с дарованиями Альфреда де Виньи или Виктора Гюго.
Мне особенно нравилось беседовать с этим молодым человеком, как, впрочем, и с другими приятелями Робера, да и с самим Робером, о казармах, об офицерах гарнизона и вообще об армии. Благодаря чрезвычайно увеличенным размерам, которые приобретают в наших глазах даже самые мелкие вещи, если мы посреди них едим, разговариваем, проводим нашу реальную жизнь, благодаря огромной переоценке, которой они подвергаются