Агент на передовой. Джон Ле Карре
Читать онлайн книгу.
единственный в семье ребенок, родившийся в Париже. В момент моего зачатия покойный отец был малоимущим майором шотландской гвардии, приписанной к штаб-квартире НАТО в Фонтенбло, а мать – дочерью неприметных аристократов-белогвардейцев, осевших в Париже. Белогвардейцы с большой примесью немецкой крови по отцовской линии, каковой факт она по настроению то вспоминала, то отрицала. Если верить семейной хронике, родители познакомились на приеме, устроенном последней горсткой самопровозглашенного русского правительства в изгнании, когда мать еще называла себя юной художницей, а отцу было под сорок. Наутро они решили пожениться, по крайней мере по словам матери, и, судя по ее скоропалительным решениям в других областях, у меня нет оснований ей не верить. После довольно скорой демобилизации – так как у моего влюбленного отца, помимо жены, наметились и другие обременения – новобрачные поселились в Нёйи-сюр-Сен под Парижем, в милом белом домике, предоставленном дедом и бабкой по маминой линии, где я вскоре и появился на свет, что позволило маме поменять свои приоритеты.
Напоследок я оставил величественную, умудренную опытом особу, учившую меня славной родной речи, мою воспитательницу, а точнее даже гувернантку мадам Галину, по слухам графиню откуда-то с Волги, потерявшую все свое состояние, с претензиями на романовскую кровь. Как ее занесло в наш беспокойный дом, ума не приложу, могу лишь догадываться, что она была брошенной любовницей моего двоюродного деда по матери, который бежал из тогдашнего Ленинграда, сколотил новое состояние на торговле предметами искусства и окружал себя красивыми женщинами.
Мадам Галина появилась в нашем доме ровно в пятьдесят лет – такая дородная, но с кошачьей улыбочкой. Она носила длинные платья из шуршащего черного шелка и шляпки собственного изготовления, а жила в двух комнатках на чердаке, где хранила все свое имущество: граммофон, иконы, черный как смоль рисунок Богоматери работы, как она утверждала, самого Леонардо да Винчи, бесчисленные коробки со старыми письмами и фотографиями предков – графов и графинь в окружении собак и слуг на заснеженных просторах.
Приставленная ко мне мадам Галина знала несколько языков, и это была ее страсть. Не успел я освоить азы английского правописания, как на меня обрушилась кириллица. На ночь она мне читала вариации одной сказки на разных языках. На парижских собраниях потомков русской знати и эмигрантов из Советского Союза, число которых таяло на глазах, я выступал как ее мальчик-полиглот, живой пример для подражания. Считается, что я говорю по-русски с французскими интонациями, по-французски с русскими, а по-немецки с теми и другими, причем не очень хорошо. Что до английского, то он, как ни крути, достался мне от отца. Кто-то в нем даже слышит шотландские каденции… спасибо хоть не пьяный рык, характерный для покойного батюшки.
Когда мне пошел двенадцатый год, его подкосили онкология и меланхолия, и я помогал мадам Галине ухаживать за ним, в то время как мать закрутила роман с богатеньким ухажером, бельгийским торговцем оружием,