Когда дверь открылась в следующий раз, она уже знала, что это не отец. Потому что запах дыни, пропитавший больничную палату, никуда не делся, но с появлением отца он всегда усиливался.

      Нет, это был Павлик, причем эта мысль вспыхнула в голове еще до того, как она увидела вошедшего в палату.

      Павлик тоже был в зеленом балахоне и в несколько криво сидевшей на голове шапочке.

      – Привет болящей! Ну, как дела, рыбка моя?

      Он чмокнул ее в щеку, как будто все было в полном порядке.

      Но все, как уже поняла Зоя, в порядке не было, уж точно не в полном. Хотя, если судить по Павлику, то с ним все хорошо, даже рука уже не забинтована.

      – Рука прошла? – спросила Зоя, вдруг понимая, что Павлик пахнет…

      Да, как же он пахнет? Это было сложно описать, и речь шла не о его одеколоне или креме для бритья.

      Павлик пах Павликом. Да, это было самое простое объяснение, но в то же время самое нелепое.

      Кем, если не собой, он должен был, собственно, пахнуть?

      Зоя попыталась вспомнить, как пах Антон, но не смогла. И вдруг поняла, что не знает.

      Да, просто не знает. Но отчего она тогда знала, что Павлик пах Павликом. А отец, как выходило, подгнившей дыней.

      Наверное, потому что и отец, и Павлик уже бывали у нее в палате, когда она спала или пребывала в странном, дремотном состоянии. И даже не поняв или не запомнив, что они были в палате, она тем не менее уловила их запахи.

      Выходит, что Антон ее не навещал?

      – А где Антон? – произнесла девушка, и Павлик смешался. Его запах чуть изменился – вроде бы остался таким же, но в то же время… В то же время словно стал другим. И Зоя поняла: он боится. И ясно это стало не по выражению лица, которого она видеть не могла, поскольку Павлик, суетясь, повернулся к ней спиной, просматривая показания медицинских приборов, к которым она была подключена. Нет, она это ощутила.