Вера призналась себе, что, закончив Тюменской колледж искусств, стала заурядным художником, а вот ее сестра расцвела. Когда Настя влюбилась и впервые взяла кисточку в руки, превратилась в гения. Она могла рисовать днями и ночами, а порой наоборот не подходила к полотну неделями, а затем все с самого начала. Сперва Вера злилась на сестру, смотрела, как она могла, сделав несколько мазков, оживить картину. «Они живые, в них энергия», – говорила про себя, ощущая ладонью тепло, что шло от холста.

      – Тебе не холодно? – рано проснувшись и плотно закрыв за собой дверь, спросила Вера.

      – Нет, даже жарко.

      Сестра передернула плечами, было еще рано, и солнце только показалось из-за девятиэтажки, что стояла на другом конце парка. По тому, как одета Настя, можно судить о ее душевном состоянии. Вот и сейчас, даже не умывшись, сбросив одежду, сидела перед холстом и мычала себе под нос, старательно выводила уши кролика. Вера взяла плед и накинула его на голые плечи сестры.

      – Так лучше?

      – Спасибо, я скоро закончу, еще немного, и все будет готово.

      – Порой мне кажется, твои картины живут своей жизнью, вот и кролик посидит и убежит.

      – Хи… – хихикнула Настя, повернула голову и вытянула губки для поцелуя.

      Когда девушка рисовала, в комнату могла войти только ее сестра, Алексей тоже хотел бы посмотреть, но Вера категорически запрещала открывать дверь. Настя не могла рисовать одетой, сбрасывала одежду, садилась на старенький стульчик, брала тряпочку, вытирала кисти и, даже не успев подумать о сюжете, сразу начинала рисовать. Вера могла часами наблюдать за своей сестрой, порой и она пробовала так же рисовать, но уже через полчаса начинала дрожать от холода, и тогда мысли только и крутились вокруг теплого пледа.

      – Заканчивай, я сейчас приготовлю завтрак.

      – Бегу-бегу, еще немного и… – весело ответила Настя.

      – Может без «и»?

      – Вот-вот, чуток и…

      Вера поцеловала сестру в обнаженное плечо, а та даже не заметила прикосновения, открыла белую краску. Последний штрих, он всегда был ярким, порой нелепым и, как казалось Вере, безвкусным и портящим картину, но именно последний мазок и заставлял холст светиться.

      – Я готова.

      – Ты моя прелесть.

      Теперь Вера уже не строила перед собой радужных планов стать великой художницей, ей была Настя, а она только агент, что договаривается с музеями и выставочными залами.

      – Что там слышно про вирус?

      – Опять из Китая, похоже, они это делают специально.

      – Вирус?

      – Ну да, то птичий, то свиной, то Эбола, а теперь коронавирус.

      – Эбола из Африки, – поправила Настя.

      – Все равно. Китай сам это делает или