Архивариус гор,

      Звездочёт над заоблачной тиной,

      Где хранишь ты свой голос,

      Опутанный пылью и паутиной?

      Только шаг – на печати следов

      Ляжет тонкое кружево инея,

      Первородный суглинок каменеет

      В размытости синего,

      Ненавязчивый ветер

      Гремит чердаками весь вечер,

      Над оторванной жестью

      Плачет дождь, предпоследний в году,

      Снег не выпал ещё.

      Подорожник не лечит

      Эти лёгкие ссадины троп,

      Что туман в неизвестность ведут.

      Солнца жар, грациозность хромых

      Листопадов —

      Всё исчезло как сон

      В роговицах темнеющих луж.

      В них хранится тепло

      Твоего говорящего взгляда,

      Архитектор рельефов земных,

      Провожатый потерянных душ.

      Тонкой памяти рук, обнимавших когда-то

      Безразличную юность мою,

      Посвящаю симфонию нежности и сожаления.

      Я себя убивал, я рубил на корню,

      А теперь у рассветов молю о прощении.

      Мне не скажет никто, где живут мои старые книги,

      Совершенно не греет пальто.

      Я меняю столетья на миги

      И делю на шаги неразрывность дорог.

      Просыпается снежная соль на беду.

      Голод тянется к хлебному боку,

      Но смыкаю я губы. Крошу его уткам в пруду.

      Господи, брось меня в чёрную падь,

      Чтобы до осени камнем на дне лежать.

      Листьями, ветром изжёванными покрой.

      Дождями холодными тело моё омой.

      Пусть не слепит мне глаза заря.

      Пусть не звучит мой голос зазря.

      Пусть тёмную воду пленя,

      Закуёт берега ледостав.

      Только прошу тебя, душу себе оставь.

      Мне вдруг вспомнилось детство.

      Скамейка. Сваебоя гремучая трель.

      Руки матери с запахом теста

      И промокший звенящий апрель.

      Городская пустынная площадь,

      Одинокий трамвай номер три,

      Голубая тряпичная лошадь

      И свинья с пятаками внутри.

      Подоконник с облупленной краской,

      Чёрно-белый котёнок у ног.

      Парта.