Две Москвы: Метафизика столицы. Рустам Рахматуллин
Читать онлайн книгу.
столицы. В ней невозможен Медный Всадник, ибо нет Москве иного бога, кроме Бога.
Обетование
Существование божественного Замысла о городе приоткрывается в обетовании – авторитетном обещании его особенного будущего.
У Руси есть две обетованные столицы: Киев и Москва.
Обетование Киева дано в «Повести временных лет» апостолом Андреем.
Обетование Москвы дано святым Петром, митрополитом Киевским, переместившимся в нее при Калите. Петр в житии, составленном через три четверти столетия святым митрополитом Киприаном, говорит московскому князю:
«Аще мене, сыну, послушаеши и храм Пречистыя Богородицы воздвижеши во своем граде, и сам прославишися паче иных князей и сынове и внуцы твои в роды и роды. И град прославлен будет во всех градех Руских, и святители поживут в нем, и взыдут руки его на плеща враг его, и прославится Бог в нем; еще же мои кости в нем положени будут».
Здесь и аспект силы, и аспект святости, и династическая перспектива. И залоги будущности – кремлевский Успенский собор с гробом святого Петра. Сей Петр есть закладной камень Третьего Рима, подобно как апостол Петр есть камень Рима Первого.
С Петром митрополитом Москва, родившаяся с Долгоруким во плоти, родилась в Духе.
Для Петербурга неизвестно что-либо подобное. Когда царя Петра панегирически сличали с апостолом Петром, лишь обнаруживали несличимость. Город построен человеческим волением, и этот человек – царь Петр.
Праобраз и прообраз
Если царю попущено быть богом Петербурга, значит, выше умысла Петра нет замысла о Петербурге.
Нет, это не богооставленность, так говорить немыслимо. Речь об отсутствии замысла формы в Замысле города. О Замысле свободы от праформы.
Наоборот, коль скоро Богово не отдано Москвою кесарю, значит, у Москвы есть праформа. Или праобраз.
Именно пра-, а не прообраз. Последний можно взять сознательно, вооружась, как Петр вооружился Амстердамом. Праобраз можно лишь угадывать, предчувствовать, и даже видя, не достигнуть. Тем временем прообраз можно превзойти.
Замысел и умышление
Однако петербургская свобода от праформы есть несвобода от прожекта, человеческого умышления как напряженного черчения за Бога. Город плана, каким бы совершенным ни был план, есть воплощенный произвол. Самым умышленным в России назван Петербург у Достоевского.
Москва, наоборот, не может быть любой. Что там любой; в Москве непозволительно выдумывать, в ней нужно только вслушиваться, всматриваться и – слышать или нет; видеть или нет.
Москва путь узкий. История ее строительства есть череда прозрений и ослеплений, приближения к праобразу и бегства от него. Великий зодчий по-московски тот, кто умалился, забыл себя, и тем возвысился, да со товарищи.
Великий зодчий в Петербурге есть игра свободы на свободном поле. Петербург широкий путь, история удачи.
Москва история удачи тоже, но такой удачи, память о которой в море неудач сделалась памятью о Китеже.
И