Томление духа. Николай Старинщиков
Читать онлайн книгу.
не узнал реку. Внизу рябило бурунами множество отмелей.
– У нас же гравий тут черпали. Короче, дочерпались! Ушла водичка! – бормотал дед.
Миновав мост, автобус остановился на обочине. В него, блестя лысиной, торопливо поднялся толстый мужик и тут же разинул глотку:
– Опять пионеры! Ваши билетики!
Старики ощетинились. Имеем право!
– В гробу я вас видел с вашими правами! – ерошился толстый.
Ножовкин дёрнулся к мужику:
– А ну постой!
Но лысый, бросив документы на колени водителю, выпрыгнул вон.
– Что за сволочь?! – крикнул Ножовкин.
– Наш это! Контролер! – Водитель со скрежетом врубил передачу. – Он всегда такой, как ошпаренный!
Ножовкин вернулся на место. За хамство надо бы плюнуть в харю этому, а потом спросить, почему автобус грязный. Вовремя выскочил.
Грибники между тем бормотали теперь про погоду, забыв про мужика. Потянулись пригородные дачи, и грибники на первой же остановке, прихватив тару, освободили автобус. В салоне осталось с десяток пассажиров. Ножовкин пересел ближе к выходу и теперь любовался дорогой. Вот автобус проскочил мимо старой лесной дороги, по которой когда-то пришлось брести в зимнюю стужу. Хорошо вспоминать, когда сидишь в теплом автобусе. Он мчит тебя ближе к дому и, если не сломается, то скоро уж встреча…
В восемь утра Ножовкин выбрался из автобуса, огляделся вокруг. Тот же вокзал среди улицы, приземистый, из белого кирпича, те же бараки в два этажа вдоль дороги, те же тополя – в зеленой листве. Выходит, мороз здесь пока что не буйствовал.
Раньше у матушки был здесь дом, пока не случилось несчастье. Мать в ту ночь сторожила торговую базу. Огонь сожрал начисто дом, а мать осталась в том, в чем ушла на дежурство. Ей предоставили временное жилище – в двухэтажном бараке, а позже, в связи со сносом барака, переселили в другую квартиру – в деревянном доме в один этаж. Хорошая теперь у матери квартира – с водой, центральным отоплением, огородом и соседями по углам.
Ножовкин, шагая наискосок среди бараков, подошел к материнскому углу и встал у ворот. Правильно мать писала – завалинку надо менять, стены конопатить. Он постучал кулаком в ворота. Мать любила поспать под утро – из-за астмы.
В сенях послышался шум. Громыхнула цепь. Раздался знакомый, с надрывом, радостный плач.
– Сыночка мой! Золотиночка!
– Мама…
Ножовкин обнял старуху, целуя дорогое лицо. Вот и встретились. Мать радёхонька, торопится.
– Слышу, кто-то стучит. Думаю, Карась скребётся. Они, чуть что, бегут, похмелиться просят. Бывает, налью иной раз… Телеграммку не дал вот. Я бы знала… Вдруг, думаю, Оля отговорит.
– Мы опять разбежались…
– Боженька, неужели опять?! А как же дети?!
– В том-то и дело…
Ножовкин стоял теперь на кухне. После шаткого вагона из-под ног уходил временами пол.
– Ты-то как, мама?
– С божьей помощью. Как ты уехал тот раз, так я стала болеть и болеть. Из больницы не вылезала… Картошку вот