Милицейский капитан появился через неделю. Он остановился на краю раскопа с коричневой папкой в руке и внимательно принялся разглядывать нашу яму.

      – Олег Георгиевич, здравствуйте, – радостно окликнула его Марина. – Спускайтесь, если хотите, здесь еще можно сегодня походить…

      – А что, скоро уже нельзя будет? – попался на удочку капитан. Он довольно охотно и ловко спустился по трапу. – Почему?

      – Ксения Андреевна не разрешит, – смеясь, указала на меня Марина. – У них скоро зачистки пойдут.

      – Не разрешу, – кивнула я, – зачистки дело трудоемкое и дорогое.

      Олег Георгиевич, суровый и неразговорчивый капитан милиции, приехавший неделю назад на обнаруженный нами труп, сегодня не хмурился, а с удовольствием расспрашивал о методике раскопа.

      – Что-нибудь нашли? – задал он традиционный вопрос.

      – Конечно, – пожали мы плечами, – много всего. А вы что-нибудь раскопали?

      – Конечно, – в тон нам ответил Олег Георгиевич, – много чего…

      Почему-то от этих слов, несмотря на, казалось бы, шутливый тон, в воздухе повисла какая-то тревога. Как будто колючий холодный ветер забрался под легкую ветровку и прошелся по спине и плечам неприятным ознобом. Я внимательно посмотрела на капитана и поняла, откуда взялась моя тревога. Его глаза. Они были холодными и совсем не веселыми. В них была все та же суровость и даже какая-то угроза. Я оглянулась на Марину. Она удивленно смотрела на капитана, тоже, видимо, уловив какую-то странность в его словах. Наверное, он почувствовал наше состояние, потому что перестал улыбаться, а сказал прямо, даже жестко:

      – Убийство. Бомжа, конечно, но странное.

      И снова повисла пауза. Тяжелая, двусмысленная, страшная. Я поежилась. Спрашивать его про убийство?! Задавать киношные вопросы: «Как убийство? С чего вы взяли? Почему странное?» и тому подобное? Глупо как-то и по-детски. В его словах ни вопроса нет, ни растерянности. Он не сомнениями делился, а информацией, причем коротко и ясно. Зачем же переспрашивать? Но реагировать-то как-то нужно. Может, о погоде с ним поговорить? Лучше тогда уж в обморок грохнуться. Я поймала себя на том, что даже мысленно пыталась ерничать и даже как будто шутить. Нервы? Нервы, конечно. Не так много прошло времени на раскопе, чтобы я вполне успокоилась, хоть и полегче немного стало. Раскоп – он почти живой, он за действия плохих людей не отвечает и изо всех сил пытается реабилитировать свое неудачное начало. Первой находкой, не считая трупа, конечно, был клад