Стараясь унять дрожь в коленях, я, обогнув Норана по максимально большой траектории, подошла к кровати. Как и все в этой комнате, кровать пугала своим видом – она была огромна и как будто ждала свою жертву. Почему здесь все такое? Возможно, ответ в том, что колдун, прожив столько веков, потерял интерес ко всему, перенасытившись всем. Наверное, ответ в этом. Эта большая комната даже с дорогими вещами в ней внутренне вызывала отторжение. Чувствовалось, что хозяину всего этого все совершенно неинтересно и безразлично. Поэтому и окружающая его обстановка впитала в себя мрачную ауру.

      Я размышляла, что делать дальше, стоя перед огромной кроватью, застеленной темно-алым шелком, с разбросанными на ней подушками и тяжелыми, такими же темно-алыми, балдахинами, свисающими с потолка с золотыми кистями по бокам от нее. Вот пока я все это созерцала, Норан подошел сзади и толкнул меня.

      От растерянности я упала вперед лицом на холодную гладь шелковой простыни и моментально почувствовала, как Норан наматывает себе на руку мои длинные волосы. Затем он резко дернул их на себя, и я инстинктивно прогнулась в спине, чтобы смягчить тянущую боль в волосах. Мои ягодицы приподнялись, он потянул еще сильнее, и я почувствовала, как муж прижимается ко мне сзади. А дальше была боль. Я знала, что такое боль, когда в детстве я упала и расшибла коленки, или когда порезала ножом палец, пытаясь разрезать яблоко, или когда в первый раз упала с лошади. Я думала, что знаю, что такое боль, но, оказывается, я ошибалась. Только сейчас, чувствуя, как сзади в меня ритмично входит то, что разрывает меня изнутри, я поняла, что такое боль в ее всей реалии. Уже через несколько толчков я кричала. Слыша свой крик со стороны, я не верила, что так можно кричать, но, оказывается, можно. Слезы, полившиеся сразу после первого же толчка внутри меня, теперь лились не переставая. Руками я цеплялась за простыни, шелк которых выскальзывал, но муж меня крепко держали за волосы, и поэтому я не падала.