Это был первый день рождения в моей жизни, который я решила совсем никак не праздновать, и я никому не сказала, что мне исполнилось девятнадцать лет. Впрочем, праздник устраивают только в Первом мире, бессмертные изящно игнорируют день, что отмеряет прожитый год. Пропустив четырнадцатое июня, я пропустила и месяц после, и очнулась лишь в августе, получив официальное письмо с подтверждением моего приговора. Ничего интересного в нем не было, только то, что связей меня и Предателей не выявлено, и я могу спокойно учиться в Академии. От отца не было никаких вестей. Это беспокоило меня, но я понимала логику. Ему не надо со мной связываться и подвергать себя риску.

      Даже если иногда я так сильно по нему скучала, что начинала плакать.

      Я показала письмо с приговором Персефоне, но она не проявила особенной заинтересованности. Как так вышло, что аристократичную девушку из богатой чистокровной демонической семьи в основном интересовали шмотки, косметика и забота о своем внешнем виде, я не знала, и знать не хотела. Все мы разные. Я просто приняла в ней это, и надеялась, что она принимает все остальное во мне.

      Мы часто гуляли по парку, и все разговоры у нас были пустые, да о всяких пустяках. Пока однажды я не решилась спросить, от чего она тут лечится.

      Персефона поправила высокий хвост, подтягивая резинку, потом уставилась в сторону.

      – Серьезно, Персик, – сказала я. – Явно не проходишь «крылатую» терапию, как я. Так что ты тут делаешь?

      – У меня беда с магией, – очень тихо сказала девушка.

      – Если тема больная, можешь не рассказывать. Слышишь, Перс? – я коснулась ее плеча.

      Она сердито дернула плечом, сбрасывая мою руку. Я еле слышно вздохнула, ощущая бессилие. Вот снова я ее чем-то задела, только не понимала, чем именно.

      Она резко развернулась, с яростью заглядывая мне в глаза. Мне захотелось отшатнуться от нее, но я сдержала себя, мысленно воззвав к своей светлой части, что должна была уметь исцелять пониманием и заботой.

      – У меня какая-то хрень с кровью, и поэтому, о, Престол Миледи, я никогда не смогу колдовать!

      Я моргнула. Прежде я не слышала, что у дэвов такое бывает. Персефона фыркнула, сердито встряхивая волосами, единственным ей известным способом выражая свою печаль – злясь на весь мир.

      – Довольна? – рявкнула она.

      – Прости, –