Он тоже вскоре заметил, что утечка информации у нас идёт довольно сильно. Что делать? Думали гадали, и предложил я хитрую комбинацию. Примерно уже определилось, кто бы это мог, по-нашему, «стучать», а по быстровскому давать партийно-политическую информацию. И тогда выбрали с замполитом фамилию солдата из другой полуроты, находящегося как раз в отпуске за успехи в боевой и политической. Назовём его, скажем, Петров. Фамилию, конечно, не запомнил. Ну и когда подозреваемый сверхсрочник зашёл в канцелярию роты, мы, как бы продолжая разговор, стали обсуждать, будем ли докладывать Быстрову о том, что рядовой Петров накануне напился и даже дебош устроил и кого-то ударил. У подозреваемого старшины – ушки на макушке.

         Ну а мы при нём приняли решение не докладывать, то есть, значит, скрыть от командования базы такое тяжкое нарушение дисциплины. Старшина задал какие-то вопросы, к тому, что услышал, не относящиеся, покрутился возле нас и скорее на выход.

         Прошло немного времени и… звонок майора Быстрова…

         Вкрадчивый такой голосок… О том о сём спросил, а потом:

      – А как вы наказали рядового Петрова и почему не доложили мне о происшествии?

         Традиционно за роту отвечал заместитель командира базы по политической части, а потому докладывать о происшествиях положено было ему, чтобы не отвлекать полковника Тополева.

      – Петрова? – переспросил я. – Так он же у нас в отпуске, как отличник и примерный солдат.

         Вот и всё, на этом бы остановиться… Но я ликовал…

      – Вычислили мы вашего стукача, товарищ майор…

         О, как же он снова обижался… Ну так обижался! Кричал, что это не стукачество, что это и есть партийно-политическая информация. Ну а я отмалчивался, посмеиваясь вместе с Сергеем Головлёвым, до которого доносились вопли из телефонной трубки.

         Ну что же, вычислить вычислили – надо меры принимать. Нет, я наказывать информатора не собирался. Эта порочная система докладов не им выдумана, к тому же он секретарь парторганизации.

         Помню,