Империя ученых. Владимир Малявин
Читать онлайн книгу.
конечно, объективные причины краха законнической идеологии. Одна из самых приметных – гигантская территория империи, сделавшая невозможной слаженную работу чрезмерно централизованного бюрократического аппарата. Но нельзя не указать и на внутренние противоречия воззрений законников.
Пожалуй, наиболее острое из них проистекало из врожденного догматизма законнической мысли. Речь идет о произвольном отождествлении мысли с понятием и идей с вещами. Если говорить конкретнее, законники смешивали объективную реальность и субъективные представления. Именно тезис о «небесной» или «природной ясности» (тянь мин) ума служил для Хань Фэй-цзы доказательством естественности политического строя, произвольно устанавливаемого правителем. Тот же тезис давал основание говорить об отсутствии принуждения в идеальном государстве законников и, более того, отсутствии насилия в политике вообще.
Таким образом, система законников, как уже было сказано, замыкается на себе и не соприкасается с действительной жизнью. Этим она напоминает игру, которая всегда создает свой особый, отделенный от реальности мир. Возможно, политика вообще не может быть лишена элемента игры, коль скоро внешний образ власти никогда не соответствует ее сущности: короля играет его свита. Но проект законников состоял как раз в том, чтобы перевернуть отношения причины и следствия и воссоздать власть по установленным ими разумным правилам управления.
Английский философ А. Макинтайр проницательно отметил как сильные стороны диктатуры бюрократии, так и ее врожденные слабости: «Социальный мир повседневного твердолобого практического реализма, в котором нет места бессмыслице и который является средой управления, есть мир, устойчивое существование которого зависит от систематического недопонимания и веры в фикции...» И далее, говоря об «эффекте пророчества XVIII века», т. е. по существу о тоталитарном проекте модерна, А. Макинтайр отмечает, что этот эффект породил «не научно управляемый социальный контроль, а искусную драматическую имитацию такого контроля. Его театрально-лицемерный успех придал ему власть и авторитет в нашей культуре. Наиболее эффективный бюрократ есть наилучший актер» [Макинтайр, 2000, с. 148]2.
Предписания Хань Фэй-цзы, уравнивающие знак и действительность, не могут охватить реальной жизни. Оттого же его суждения о природе «естественной ясности ума» глубоко двусмысленны. В одних случаях он прямо отождествляет «Небо» с «разумностью и знанием» и говорит о «небесных» свойствах зрения и слуха, благодаря которым можно без всяких усилий иметь полное знание о мире. В других случаях он говорит о познании посредством воображения или способности соотнести явление с реальностью, когда, например, по скелету слона можно представить себе его облик. В то же время мудрый, утверждает Хань Фэй-цзы в своих толкованиях «Дао-дэ цзин», «прозревает сокровенную пустоту Пути и использует его действие повсюду» [Хань Фэй-цзы, 1992, с. 652]3. Есть очевидные неувязки и в его понимании человеческой разумности: