Необъяснимое доверье питают к осени деревья —

      На ветра дуновение в ответ,

      От счастья голову теряя, бесстыдно ветви оголяют,

      Как душу обнажающий поэт.

      За… в сердцевину с неба выстрел —

      Они бросают наземь листья —

      Как страстью одурманенный скупец

      Швыряет серебро и злато в огонь воспетой и проклятой

      Звезды, взрывоопасной для сердец.

      Без сожаленья и сомненья теряет феникс оперенье,

      Грядущим возрожденьем вдохновлён.

      Приняв за чистую монету в своем бессмертье уверенья

      Счастливо умирает старый клён…

      Осенью снегопады радуют новизной:

      Бродит метель по саду, жухлой сорит листвой,

      В снежных туниках ели – юных нежней невест.

      Всё это, к сожаленью, за зиму надоест.

      Радости бурной вспышка лишь на короткий миг

      Соединит обычный мир с миром грёз твоих.

      Сказка и счастье – на день. Завтра – с зимой на ты —

      Скажешь, что снегопады слишком теперь часты.

      Ждавший полгода чуда, завтра проснёшься – трезв.

      За день один – разлюбишь. За зиму – надоест.

      Жалуясь на сугробы, наледь и гололёд,

      Будешь еще полгода ждать, что оно пройдёт.

      Станешь сухим и строгим, сырость снегов кляня.

      Душу лишит восторга прежняя колея.

      Сводит с ума недолго снежной пороши рябь

      Тех, у кого на годы в календаре – ноябрь…

      Расхристанна и босая

      Внимала пророкам Русь.

      На площади Трёх вокзалов

      Играли солдаты блюз.

      В метели – как в дымной гари —

      Свою повествуя быль

      Безногий терзал гитару,

      Безрукий – тоскливо выл.

      Про подвиги и коварство.

      Про пошлость, любовь и ложь.

      И плакал на Ленинградском

      Вокзале продрогший бомж.

      Про ненависть и про ласку.

      Про жёсткость тюремных нар.

      И плакала на Казанском

      Продажная злая тварь.

      Про скудный паёк солдатский,

      И сбитый аэроплан.