Ты ради меня явился на земле от Девы, прежде всех веков пребывающий невидимым? И соделался плотью и человеком показался, неприступным светом одеянный, и всеми считался ограниченным. Ты совершенно невместимый, Которого никакое слово не в состоянии выразить. Ум же, напрягаясь, схватывает Тебя через любовь, и не может удержать, поражаемый страхом, и снова ищет, палимый внутри. Вообразив же Тебя на мгновение в сиянии Твоем, он с трепетом убегает и радуется радостью. Ибо не может человеческая природа выносить того, чтобы ясно созерцать всего Тебя – Христа моего, хотя и веруем мы, что всего Тебя воспринимаем чрез Духа, которого подаешь Ты, Боже мой, и пречистую кровь и плоть Твою, приобщаясь которых, мы исповедуем, что держим и вкушаем Тебя, Боже, нераздельно и неслиянно, ибо Ты не причастен тления или скверны, но и мне сообщаешь нетленную чистоту Твою, Слове, и отмываешь скверну пороков моих, и прогоняешь мрак беззаконий моих, и очищаешь позор сердца моего, и утончаешь грубость злобы моей, и светом творишь меня, прежде омраченного, соделывая меня обоюду прекрасным и осиявая меня светом бессмертия. И я изумляюсь и возгораюсь внутри, желая Тебе Самому поклониться. Когда же я, несчастный, помышляю об этом, то, о чудо, нахожу Тебя в себе пребывающим, движущимся, говорящим и делающим меня тогда безгласным от изумления пред неприступною славою.

      Итак, меня обнимает ужас и недоумeние, так как содержащего все дланью я вижу в сердце своем содержимым. Но, о чудная милость Твоя, Христе мой! Сколь безмерно снисхождение Твое, Слове! Затем пришел Ты к нищете моей? И как вошел в оскверненную храмину Ты, во свете неприступном обитающий, Боже мой? Как Ты сохраняешь ее неопалимою, будучи огнем нестерпимым для смертной природы? Что же сотворю я достойное Твоей славы и что найду для столь великой любви? Что принесу Тебе, таковою славой и честью прославившему меня недостойного? Ибо меня,