Помню я что-то плёл… о поэзии, музыке тела,

      Ну а рядом со мной кто-то так… мне во всём потакал.

      Жил в углах полумрак – на столе только свечка горела,

      А вокруг никого… потакающий только… нахал…

      Подымаю свечу, открываю глаза оробело,

      Спала с глаз пелена, открывается всё через муть,

      Вся поэзия здесь, – изваянием смотрится тело —

      Ноги, торс и лицо, и красивые руки и грудь.

      Протираю глаза и не верю глазам, что за морок? —

      Ты откуда пришла, и зачем ты пришла, кто ты есть?

      Ты учти, ты пойми, далеко мне не тридцать, не сорок…

      А так хочется мне, в свои годы, сберечь свою честь!

      Изваяние вдруг превращается в чудные звуки

      Как рулады весны… а потом превращается в дым…

      А из дыма ко мне изваянием тянутся руки —

      И как шепот весны … «Будь сегодня со мной молодым!».

      Что за чёрт! – Я не сплю, вот свеча, а вот стол, и я маюсь!

      Это явь, или сон, и куда я сегодня залез?

      Я куда-то иду и на что-то, идя, натыкаюсь —

      Слышу шепот опять – «Твоя Инь, я твой Англ, твой Бес!».

      Где икона, где крест?! Как хочу я сейчас помолиться! —

      Изваяния нет… там какой-то нелепый оскал!

      Где вода, где графин? Я хочу… мне так нужно напиться! —

      Но не звякнул графин, и не плещет вода… я пропал…

      Вдруг опять тот же дым превращается вновь в изваянье,

      И ласкает мой слух очень нежный и ангельский звук —

      «Я в тебе, ты позвал! – И пришла я к тебе на свиданье,

      Чуешь холод моих, из карельского мрамора, рук?»…

      Я волк. Я зверь. И в стае я вожак.

      Кто на меня покатит бочку! —

      Я стае дам знакомый волчий знак,

      И стая вмиг поставит точку.

      В жестокости меня нельзя винить,

      Живём мы в Мире разве дружно? —

      Мне нужно волчью стаю сохранить,

      Знать, разногласий в ней не нужно!

      Мои соперники, как пни, молчат,

      Я их хвосты поджать заставил,

      Чтоб накормить и вырастить волчат,

      Не существует