От удушающего жара я не могу даже пошевелиться, дыхание даётся с трудом и каждый вдох отдается паникой в моём сознании. Ощущение, что я в самом пекле вулкана. Но чужие хриплые стоны и шероховатая ладонь на моем бедре прогоняют остатки тяжёлого сна.

      Я с трудом выбираюсь из рук Дикаря и отскакиваю на край кровати. Судорожно хватаю ртом воздух, который мне жизненно необходим после горячих объятий, и замечаю, что рубашка на мне влажная и прилипла к телу. Подбегаю к окну и, раздвинув плотные шторы, жмурюсь, когда спальню заливает яркий солнечный свет.

      Проморгавшись, я оборачиваюсь, чтобы осмотреть Конора, но потрясённо замираю, разглядывая его пальцы с запекшейся на них кровью, которыми он с силой сжимает простыню и стонет, стискивая зубы до скрипа. На измученном лице выступают крупные капли пота, а на влажных бинтах кое-где заметны бурые пятна просочившейся крови.

      Подойдя ближе, я вижу, что он насквозь мокрый, и всё, что касалось его тела,– тоже, включая мою рубаху… Дотрагиваюсь до его лба и тут же отдергиваю руку. Кипяток. С такой температурой обычно люди не выживают.

      Не медля ни секунды, я выбегаю в главную комнату и кричу:

      – Бабушка Тиса!

      Тишина.

      Вот когда она нужна, ее нет! Бегу на кухню – и там никого. Хватаю первую попавшуюся тряпку и, намочив ее холодной водой, возвращаюсь в комнату.

      Прикладываю ко лбу Конора, чтобы хоть как-то облегчить его состояние. Думаю, если сейчас поставить градусник, то он закипит как чайник, а ртутный столбик мгновенно взорвется. Нужно срочно найти бабушку Тису.

      Я поднимаюсь с кровати, но Дикарь слабо хватает меня за руку… и останавливает хриплым голосом:

      – Не уходи…

      До меня не сразу доходит, что я понимаю его речь, но когда осознаю это, сердце болезненно сжимается, словно острые, как иглы, шипы прокололи его насквозь.

      В полной растерянности, я сажусь на край кровати и стискиваю его влажную ладонь руками.

      – Что