Политическая наука № 4 / 2012 г. Мировая политическая динамика. Иван Чихарев
Читать онлайн книгу.
«…когда на Западе возобновляются разговоры об исконной дикости и непредсказуемости России, в нашей стране находятся желающие вспомнить диких крестоносцев, предавших огню и мечу христианский Константинополь. Когда Польша поднимает вопрос о расстреле своих офицеров в Катыни, в России вспоминают о массовом убийстве пленных красноармейцев на заре существования Советского государства» [Запесоцкий, б.г.];
е) особенности менталитета польской политической и интеллектуальной элиты. Российские политические психологи в психологическом портрете польской элиты выделяют «три исторически сложившиеся и в настоящее время актуализированные, наблюдаемые психологические доминанты: истероидную, психопатическую и психоастеническую. Они находятся в сложном диалектическом взаимодействии, рекомбинируясь и реактивируясь при изменении внутренних и внешних политических и экономических условий». [Бухарин, Ракитянский, 2011, с. 107–108]9.
Возникает вопрос: возможно ли преодоление крайностей, мифов, идеологем и стереотипов в практической геополитике Польши в отношении России, хотя бы на том уровне рациональности и прагматизма, который свойствен для ЕС? Действительно ли достаточным условием выстраивания конструктивных взаимодействий может оказаться переход от традиционной идеологизированной геополитики к геоэкономике? [Бирюков, Савин, 2010, c. 61].
Нынешнее потепление польско-российских отношений – если не согласиться, что оно носит не зависящий от польского правительства и, следовательно, временный характер [Корейба, 2011, c. 74], – дает некоторые основания для осторожного оптимизма. Вместе с тем следует учитывать, что для его развития от Варшавы потребуется, в частности, сближение Восточного партнерства с действительно равноправным партнерством ЕС – Россия и Польша – Россия (о «добавленной стоимости» подобного сближения для Польши [см.: Мальгин, 2011]). Насколько реально подобное сближение, принимая во внимание давление исторической памяти и многовековой мифологизации польского менталитета10, покажет будущее. Однако уже сегодня ясно, что, как пишет Л. Сыкульски, «безопасность польским гражданам наверняка не обеспечит авантюрная политика вбивания клина между странами Западной и Восточной Европы, а также политика, направленная на конфронтацию ЕС и России» [Сыкульски, 2011].
На наших глазах происходят стремительные и радикальные изменения в глобальной архитектуре безопасности, во всей структуре миропорядка. Современный кризис европейского и всего мирового порядка, новые вызовы (в том числе в экономике, финансах, энергетике) требуют не конфронтации и «раскапывания» прошлых обид и трактовки с этих позиций современных событий, трудностей и проблем. Они требуют от всех субъектов международной политики углубленного диалога и совместных поисков решений, от адекватности содержания которых будет зависеть и общее будущее.
Бар Э. Стратегические интересы Европы // Internationale Politik. Новая восточная политика. –
Стоит заметить, что, как подчеркивает в Предисловии к книге политический психолог А.И. Юрьев, речь идет о специальной психологической терминологии, в которую авторы не вкладывают упрощенного, «уличного» смысла [Бухарин, Ракитянский, 2011, с. 13].
Как считает Я. Корейба, «…пока историческая память не подвергнется масштабной эволюции (а для этого нужна смена нескольких поколений), парадигма отношений [Польши] с соседями вряд ли может существенно поменяться» (Корейба, 2011, с. 74].