Мораль стала таким же требованием искусственной селекции, как приспособляемость – естественной. Люди вывели себя сами. Они создали в рамках коллектива условия, культивирующие жертвенные, альтруистические качества его членов, которые возможно честно появлялись в результате мутаций и прочих биологических чудес. А возможно – и нет. Какая в принципе разница, если иначе не выжить? И чем жестче был гнет насилия, тем у этих невольных альтруистов было больше репродуктивных успехов. Причем ситуация эта была одинаковой для всех воюющих. Все стада, племена и народности – включая тех, кто проживает за пределами земли и еще не успел к нам прилететь – с тех пор и поныне разделяют одни и те же базовые моральные принципы – взаимопомощь и жертва во имя сородичей, а также жесточайшее наказание изменников. Эта универсальность никак не вяжется с эволюцией, предполагающей многообразие моралей, не меньшее чем видов живых тварей, что в сочетании с живейшим разнообразием во всех других культурных аспектах только подтверждает, что "культурного" группового отбора – выживания коллективов с наиболее "моральными" генными традициями – не было и быть не могло. Нельзя же всерьез считать, что те, кто поклонялись Солнцу, оказывались приспособленнее тех, кто поклонялся Луне? И небесные светила, и насильственный альтруизм помогали всем без разбора. А уж победы одних над другими явно были следствием других важных факторов и помимо регулярных жертвоприношений. Из отмеченной универсальности следует также тот очевидный, хотя и отрицаемый многими факт, что все культуры в своей основе одинаковы – ибо все они растут из одной, вполне обьективной стартовой точки. По крайней мере касаемо отношений в коллективе. Это позволяет надеяться, что по мере дальнейшего прогресса мы увидим обьективность морали еще более отчетливо.